– А «Кот в сапогах»?
Майор несколько опечалился и со вздохом развел руками.
– Классикам мы не указ, – с сожалением признал он.
– То есть вы нам предлагаете… – Договорить я так и не отважился. Да и что бы я стал договаривать?
– Я предлагаю вам понять… – Майор слегка повысил голос, – что простой советский человек по многим причинам отождествляет себя именно с собакой, а не с кошкой. Он знает свое место, он предан хозяину, готов самоотверженно за него умереть, готов всю жизнь просидеть на цепи…
«Не поддакивать! – стискивая зубы, мысленно твердил я себе. – Только не поддакивать! Лепит контру, а сам только и ждет, когда кивну…»
– Да вы расслабьтесь, – успокоил майор. – Вас никто не провоцирует.
Перекривив физию в диковатой улыбке, я сделал вид, что расслабился.
– Поговаривают, у вас нелады с издательством, рукопись вернули?.. – как бы между прочим осведомился он.
Ну вот… Кажется, предисловие кончилось и разговор пошел всерьез. С тупой обреченностью я ждал следующей фразы.
– Тогда еще один совет… – с безмятежной улыбкой продолжал майор. – Будете задумывать следующую повесть – найдите там местечко для какой-нибудь, знаете, симпатичной псины. Лохматой, беспородной… Причем чтобы не шавка была, а покрупней, посерьезней… Уверен, у вас получится… Всего доброго. Привет супруге. Творческих вам успехов.
Нет, не желал бы я увидеть свою физиономию в тот момент. Тут представить-то пытаешься – и то неловко…
* * *
– Ну?.. Что?.. – с замиранием спросила жена.
Я рассказал. Она не поверила. И ее можно понять, история была и впрямь невероятна. Какие собаки? Какие кошки? Тут вон того и гляди в диссиденты запишут, а ему, видишь ли, псину подавай! Беспородную, но симпатичную…
Поскольку версия о собственной невменяемости сильно меня обижала, мы попробовали зайти с другого конца и заподозрили в тихом помешательстве самого майора. В словаре иностранных слов 1888-го года издания нашелся даже приличный случаю термин. «Галеомахия, греч. Преследование кошек из ненависти к ним». Но даже подкрепленная термином догадка эта выглядела весьма сомнительно, а дальнейшее развитие событий опровергло ее начисто. Насколько нам известно, сероглазый майор еще лет семь благополучно «сидел на культуре» и был отправлен в отставку сразу после путча. А КГБ не та организация, чтобы семь лет держать в своих рядах тихо помешанного.
Гораздо логичнее было предположить, что тема разговора вообще не имела значения. Майор мог беседовать со мной о спичечных этикетках, о парусной оснастке испанских галионов – о чем угодно. Важен был сам факт вызова. Пригласили, поболтали – да и отпустили на первый раз с миром. Иди, мол, и больше не греши…