Он, как во сне, перевел взгляд с ее лица на свои запястья, схваченные ее длинными, узкими пальцами, и бережно принял дар, который она ему предложила. Тихий стон вырвался у него из горла, когда он накрыл губами ей рот, впечатывая Хоуп в простыни.
Его губы не были нежными — они были голодными и требовательными. Язык властно погружался в нежную глубину ее рта, а руки блуждали по телу.
Когда его губы прильнули к ее ноющей от нетерпения груди, Хоуп выгнула спину и издала слабый крик — казалось, ничто не могло утолить голод, который Алекс пробудил в ней.
Он уже обхватил ей коленями бедра, но все равно оставался далеко — слишком далеко.
Заведя руку назад, Алекс осторожно коснулся мягкого холмика между ее бедер. Голова Хоуп заметалась на подушке, а тело ритмично задвигалось, прижимаясь к его руке. Пальцы Алекса ощутили тонкий шелк трусиков.
— Как ты их снимаешь при гипсе? — задыхаясь, спросил он, но не успела Хоуп ответить, как послышался треск рвущейся материи. — Кажется, я сам догадался.
— Алекс… — застонала она, когда он принялся поглаживать атласные завитки.
— Что, любовь моя? — Дрожь, сотрясавшая его, передавалась и ей. Щеки Алекса пылали, глаза стали совсем черными. Похоже, он еле сдерживался.
Хоуп была уже не в силах подавить стон, однако горячие губы Алекса помешали ей.
— Не противься, моя хорошая. — Хоуп чувствовала, как его щетина покалывает ей кожу на груди. — Ведь тебе же нравится, правда?
— Да, — выдохнула она. — Только, Алекс, я больше не могу! — Это была самая настоящая, беспощадная пытка. Сейчас для Хоуп существовал лишь тугой узел напряжения, пульсировавший в ней. Даже если бы не было гипса, она все равно не могла бы пошевелиться — вся нижняя половина тела была заполнена смутным, горячим томлением.
— Держись. — Она поняла, что он имел в виду, когда приблизил ее руки к железным прутьям в изголовье кровати. — Мне так нравится смотреть на тебя, — хрипло произнес он, завороженно глядя на ее раскрасневшееся лицо, приоткрытые губы и прикрытые глаза. — Теперь ты от меня не спрячешься.
Дыхание у него стало таким же неровным, как и у нее. Большое тело опустилось рядом с ней, и горячее прикосновение напряженной плоти заставило Хоуп закусить губы, еле слышно пробормотавшие его имя, когда волна обжигающей дрожи сотрясла ее.
Его язык принялся вычерчивать таинственные узоры на ее гладкой, теплой коже, и Хоуп почувствовала необходимость извиниться, когда рука Алекса скользнула ей на бедро.
— Такая досада, что я в гипсе. По-моему, я похожа на кита.
Он поднял голову, с притворной задумчивостью глядя на ее безупречное тело, а затем медленно, невероятно медленно и осторожно развел ей ноги. Хоуп только судорожно вздохнула — говорить она не могла, в горле у нее совсем пересохло.