— Мариан! — позвал ее кто-то из кабинета.
— Я зайду потом в четыреста пятьдесят пятый, — шепнула она и упорхнула. Я посмотрел ей в след. Нервная, как у чайки походка, мелко семенят загорелые ножки. Она была похожа на белую фарфоровую чашку с маленькой голубой каемочкой. Теперь мне было очень трудно, почти невозможно представить себе эту ловкую, ладную женщину в белом вчерашним юрким и ласковым ночным зверьком, прокрадывающимся в маленькую комнатку со стеклянным шкафом, столом на колесиках и грудой старых матрасов в углу. Более того, теперь у меня не было и тени желания снова поджидать ее в маленькой комнатке. Зато было смутное подозрение, что она этого тоже не очень хочет. Просто между нами возникло что-то новое, иное, чему еще не придумано определение ни в одном из языков мира. Мы никак не могли называться друзьями, потому что дружба не рождается из нескольких мимолетных встреч, нет, для дружбы, по крайнем мере в том смысле, в каком понимаю это слово я, нужно вместе съесть не один пуд соли. Но не могли мы называться и любовниками тоже, потому что для этого нужно желание, причем желание обоюдное. А у нас его уже почти не было. Нельзя сказать, чтобы мы были совершенно испорчены, распущены и бесконтрольны. Просто на нас обоих в это время обрушилась лавина не слишком понятных событий и жизненных неурядиц, нас просто тянуло друг к другу, как тянет друг к другу двоих, выживших в кораблекрушении, но еще не добравшихся до берега. Интересен ли мне он/она? Все ли в порядке со здоровьем у него/нее? Будет ли он/она осмотрителен и скромен насчет наших дел? Есть ли у него/нее какие-то принципы, занятия, друзья, о которых не принято говорить в приличном обществе? Не является ли он/она, не дай Бог, половым извращенцем? Стоит ли вообще задаваться всеми этими вопросами, быть может, игра просто не стоит свеч?
Для нас обоих в этой игре был элемент риска, элемент неизвестности, упоительное чувство балансирования на краю дозволенного. Наше знакомство протекало слишком бурно и напряженно, чтобы считать его заурядной встречей.
Великий Маг-и-Волшебник, живущий за гранью разумного, вызвал нас отсюда в свой черный ящик. Ему нужны были вовсе не обязательно мы, может быть, просто мужчина и женщина. Раскрутилась магическая рулетка и — ап! — вытащила меня на одну роль и Мэриен — на другую. Мы одновременно, еще не очень понимая, что произошло, очутились в Волшебниковом черном ящике, прижатые друг к другу, бледные, дрожащие и испуганные. Колдовство свершилось. Мы исчезли из ящика и материализовались снова в реальном мире, не лучше и не хуже, чем были прежде. Из нашей памяти стерлись короткие мгновения тьмы и страха, но осталось некое ощущение, которое должно было проявиться со временем. И встретились в мире смертных, даже, пожалуй, чересчур смертных — в самом сердце одного из главных поставщиков кладбища в наших местах — мы, влекомые тем самым смутным ощущением, немедленно прониклись друг к другу интересом, доверием и — желанием.