– Ты.
Он вышел на широкую, выложенную плиткой террасу и облокотился на деревянные перила. Он уже не смеялся, но губы все еще кривились в улыбке. – Большинство моих знакомых женщин просто прыгали бы от радости, если бы им вдруг выпало такое!
Щеки у Верити зарделись.
– Зная женщин, с которыми ты имеешь обыкновение водить знакомство, я не нахожу в этом ничего удивительного! – выпалила она, но тут же прикусила губу: сверкающие глаза Люка сузились.
– Вот видишь, а говоришь, что мы едва знакомы, Верити, – задумчиво произнес он. – Откуда же тогда ты знаешь о моих женщинах?
– Тот круг, в котором ты вращаешься, не прочь порекламировать себя, разве не так?
Насмешливые глаза его вдруг потемнели. Но уже через секунду он смотрел на залив. Верити не могла оторвать взгляда от мощной линии его плеч и спины, от перекатывающихся под белой рубашкой атлетических мышц.
Она вдруг почувствовала угрызения совести. Люк не сделал ей ничего плохого, а только постоянно помогал вот уже целых двенадцать месяцев. Почему же она на него все время злится?
Но если она полна решимости забыть тот случай, то Люк, видимо, намерен вспомнить все до мелочей. Как иначе объяснить эту его сумасшедшую затею? Кто ему дал право так заботиться о ней? Ощущение было такое, будто он только что вскрыл ее недавно зажившую рану, чтобы посмотреть, как идет процесс заживления… Да он просто эгоист и садист! Она никогда в этом не сомневалась. А то, что между ними произошло во Флориде в марте прошлого года, только утверждало ее в этой мысли.
– Извини, Люк, – начала она натянуто, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. – Я вовсе не хочу показаться неблагодарной, но… я знаю, что тобой движет, и тебе вовсе не обязательно…
Он медленно обернулся и, повернувшись к перилам спиной, вновь на них облокотился, поигрывая мощными мускулами груди. В горле у нее пересохло, она с трудом оторвала взгляд от столь ярко выраженной мужественности и попыталась сконцентрироваться на его глазах, светившихся холодной усмешкой, но легче ей от этого не стало.
– А ведь ты едва со мной знакома, – мягко передразнил он, насмешливо скривив губы. – Откуда же тогда знаешь, что мною движет. Верити?
– Ну, это ясно… Чувство вины… – пробормотала она нетвердо.
Наступило напряженное молчание. Даже стрекот сверчков стал каким-то угрожающим. Но вдруг Люк, пожав плечами, оторвался от перил, выпрямился и глубоко засунул руки в карманы брюк. Глаза его стали непроницаемыми.
– Вины? Ты действительно так думаешь?
Вот и пойми его, подумала она раздраженно.
– Да, конечно! Что же еще? Откуда в тебе такая покровительственная благосклонность? Ведь мы даже не подозревали о существовании друг друга до тех пор, пока не было объявлено о помолвке! И с тех самых пор ты окружил меня какой-то… какой-то отеческой заботой!