Синезуб утвердительно подпрыгнул.
— Хиза очень добрые, — продолжал Дэймон. — Очень.
Синезуб дернул головой и наморщил лоб.
— Ты она детеныш. — Хиза весьма туманно представляли себе структуру человеческой семьи. — Ты Лисия детеныш.
— Да, ты прав.
— Она ты мать.
— Верно.
— Милико детеныш она.
— Да.
— Я любить она.
Дэймон жалко улыбнулся.
— Для вас, низовиков, полутонов не существует, верно? Черное или белое. Ты хороший друг. Много ли знают хиза? Есть у вас еще друзья среди людей, или только Константины? Синезуб, мне кажется, все мои друзья погибли. Я не сумел их найти. Они или прячутся, или убиты.
— Делать мои глаза боль, Дэймон-человек. Может, хиза найти? Ты сказать они имя.
— Кого-нибудь из Ди. Или Ушантов. Или Мюллеров.
— Я спросить. Кто-то знать может. — Синезуб положил палец на свой плоский нос. — Найти они.
— Как?
Тонкая рука Синезуба погладила небритую щеку Дэймона.
— Ты лицо хиза. Ты запах человек.
Дэймон ухмыльнулся. Тоска на миг отступила.
— Хотел бы я стать похожим на хиза. Тогда бы я где угодно мог ходить. А сейчас меня чуть не поймали.
— Ты прийти здесь бояться, — сказал Синезуб.
— Ты слышишь запах страха?
— Я видеть ты глаза. Много боль. Пахнуть кровь, пахнуть бежать много.
Дэймон поднял к свету локоть — из-под прорехи на комбинезоне выглядывала кровоточащая ссадина.
— О дверь ударился.
Синезуб подался вперед.
— Я сделать нет боль.
Вспомнив, как хиза лечат свои раны, Дэймон отрицательно покачал головой.
— Ладно уж. Ну как, ты запомнил имена, что я назвал?
— Ди. Ушант. Мюллер.
— Найдешь их?
— Пытаться. Привести они?
— Приведи меня к ним. Ты знаешь, что люди-ружья перекрыли туннели в белую?
— Знать. Мы-низовики, мы ходить большие туннели снаружи. Кто глядеть на мы?
Дэймон снова глубоко вздохнул и встал на шатающейся ступеньке. Одной рукой он на секунду прижал к себе Синезуба, а другой поднял фонарь.
— Люблю тебя, — прошептал он.
— Любить ты, — ответил Синезуб и умчался прочь, оставив за собой легкую дрожь металлической лестницы.
Дэймон двинулся дальше, считая повороты и ярусы. Главное — осторожность. Он уже поднял тревогу, попытавшись войти в белую, и сейчас ощущал липкий страх. Что, если мациановцы решат обыскать эксплуатационную зону? Что, если он навлек беду на низовиков, на свою мать, на всех станционеров? Столкнувшись нос к носу с часовым без доспехов, он перепугался до полусмерти — но все-таки успел выстрелить раньше солдата. Возможно, убил его. Во всяком случае, хотел. Он надеялся — хотя надежда вызывала тошноту, — что солдат никому не назвал его имени.
Колени еще тряслись, когда он остановился у двери. Впереди, за двумя стенами, находился коридор, и совсем недалеко от выхода — бар Нго.