Он остановился в дверях. Жена расчесывала волосы перед зеркалом, прислоненным к лампе, стоящей на полу. Она обернулась и, удерживая шпильку зубами, сказала: «Пришел?», снова повернулась к зеркалу и заколола волосы. Он прошел мимо жены, все так же пристально на нее глядя. Сел, прислонившись к свернутой постели. Жена встала и нагнулась, чтобы поднять зеркало. Груди ее, свесившись под рубахой, мягко покачивались в рассеянном свете лампы. Он наблюдал, как она вешает зеркало на стену. Как возвращается, снова наклоняется и поднимает лампу. Свет, отраженный зеркалом, скользнул по потолку, потом лампа уже стояла в нише и не была видна ему, потому что голова жены, обрамленная пушистым светящимся ореолом, заслоняла ее; он очутился весь в тени жены. А зеркало, посередине которого проходила трещина, висело на стене.
Потом жена, уже переодевшись, прошла в угол к жаровне, на которой стоял казанок, нагнулась так, что платье обтянуло ее бедра, и приподняла крышку; в комнате вкусно запахло едой. Жена, не выпрямляясь, обернулась к нему и спросила: «Голодный?» Потом подошла к нему, расстелила софре [4], разложила на ней маленькие красные редиски с ярко-зелеными листьями, а после принесла миску с абгуш-том [5]. На дымящейся поверхности супа плавали размоченные кусочки сушеного лимона. Мясо было размято отдельно, с горохом и фасолью, а сверху жена уложила круглые ломтики лука. Он ел, украдкой поглядывая на жену. Он очень боялся, что она спросит, где он был. Хорошо бы не спросила. Он и сам пока не знал, что он скажет, что сделает, и не мог ни на что решиться.
После ужина жена унесла посуду, вернулась, расстелила постель и легла. Он все еще колебался. Жена сказала: «Не придешь спать?» Он все еще медлил и колебался. Еще когда он смотрел, как жена убирает волосы, как покачивается под рубашкой ее грудь, от которой, казалось, шел жар, он желал ее. Но сейчас он сомневался из-за трещины на зеркале – заметила ли ее жена? Жена сказала: «Да иди же», и он поднялся и подошел к ней. Жена сказала: «Потуши лампу». Он лег и хотел обнять ее, но жена встала, подошла к лампе, привернула фитиль, и сквозь закрытые веки он ощутил наступившую темноту. Потом среди глубокой тишины он услышал, как она отодвигает одеяло, и опять все затихло. Он обнял жену.
И целовал ее, и в своем продолжительном и тяжелом поцелуе желал и не только желал, но уже знал, что овладеет ею. Это было совершенно новое ощущение – как будто жадно вонзаешь зубы в ларчик граната, когда его можно спокойно разрезать острым ножом. Он крепко обнял жену, крепко поцеловал. Потом поцеловал за ухом и вдохнул запах ее волос. И взял ее.