— Поймешь, — ласково, ободряюще пообещал он. — Я обещаю тебе это. А теперь сделай хоть что-нибудь с этими пуговицами и с поясом, который тебе так нравится.
Элпин смягчилась. Она расстегнула рубашку Малькольма и его пояс. Он оттолкнул ее руку, и ничем больше не придерживаемый тартан упал на пол, обнажив Малькольма от талии до обутых в сапоги ног.
Она ахнула, увидев его во всей величественной мужской красе. Ей хотелось еще раз дотронуться до него, но гораздо больше хотелось почувствовать его в себе.
— О чем задумалась? — заинтересовался он.
— Ты изменился, — выпалила она.
— Да. И ты тоже.
Элпин вспомнила тот день, когда неподалеку от древней римской стены Малькольм обнажил ее грудь и впервые пробудил в ней желание. Девушке внезапно показалось, что одежда стесняет и душит ее.
— Но ты же видел меня.
— Теперь смотри ты, Элпин. Но предупреждаю: если ты еще раз дотронешься до меня, то все последующее сильно разочарует тебя.
Она вспомнила то, что он как-то сказал.
— Ты считаешь, что, раз я девственна, тебе нужно делать все медленно.
— Я знаю, что мне не нужно торопиться. Доверься мне.
— Я верю тебе, — искренне сказала Элпин. Но ее мучило любопытство.
Малькольм не шевелился. Напряжение Элпин все росло. Она стала разглядывать островок смоляно-черных волос, который, сужаясь, тонкой стрелкой шел по его животу, а затем снова густел на груди.
Ее руки потянулись туда, к этим мощным мышцам и шелковистым волоскам, льнущим к ее пальцам и щекочущим ладони. Малькольм казался ей таким могучим, таким уверенным в себе, таким опытным, что Элпин присмирела. Это чувство показалось странным ей, человеку, который с детства привык заботиться о себе сам.
Затем она перевела взгляд на шею Малькольма и увидела лихорадочное биение пульса и напрягшиеся, словно стальные веревки, жилы. Сглотнув слюну, она посмотрела еще выше. Оказалось, что челюсти стоящего перед ней мужчины плотно стиснуты, а потрясающе чувственные губы решительно сжаты.
Ее руки сами по себе скользнули под его расстегнутую рубашку и стянули ткань с его плеч. Он шагнул в сторону от валяющейся на полу одежды, положил на стул серебряную застежку и потянулся к Элпин.
— Теперь моя очередь, — заявил он. Мускулы ее живота судорожно сократились.
— Ты не снял сапоги.
— Потом.
Самообладание Элпин было готово рассыпаться под напором его решимости. Когда Малькольм повернулся, чтобы расстегнуть ей платье, девушка подумала, что сейчас она вполне может растечься бесформенным пятном по полу. Плечи Элпин задрожали, но Малькольм тотчас же обнял ее и наклонился ближе, прошептав: