И больше никого. Данклон, если так можно выразиться, стрелянный воробей.
Он выписывает несколько рецептов и подписывается росчерком, который я видел только на обертках для Пирожных, этакая шелковая вышивка. Он выписывает кровоотсасывающуто мазь и пенициллиновую примочку, сам будит по телефону персонал аптеки Руссели и просит срочно приготовить то, что прописал. Поташ тотчас мчится туда.
Профессор, уходя, жмет руку только пациенту и обещает зайти завтра.
Уф!
Кристиан лежит с компрессом на лице, которое немного деформировалось. После того, как актеру дают снотворное, он быстро затихает, жалобно, словно ребенок, сказав:
— Не оставляйте меня одного…
Бедный “малыш”! Он несчастен из-за своего громкого имени, не знает, как держаться и вести себя. Обычное дитя из мира, где играют и дерутся. Он не хотел засыпать, потому что боялся смерти, и не хотел просыпаться, потому что боялся жить.
Все усаживаются в кружок на толстом ковре в его комнате и начинают шептаться между собой.
— Ну? Непостижимо! — говорит Людо, массируя свою челюсть.
— Да, — соглашается прелестная Элеонора. — Непостижимо.
— Я бы сказал иначе… — Берюрье смачно матерится.
Раз все сказали свое слово, то включаюсь и я:
— Все, что произошло, действительно, непостижимо…
В тайне я надеюсь, что завтра Кри-Кри просидит весь день дома, что облегчит мою задачу. Запертый в своей комнате, он перестает бояться.
От полноты чувств Берю испускает громкий звук. Трудно определить, откуда он исходит: спереди или сзади.
— Так значит, девочка, ты — парень? — спрашивает он Элеонору.
Она моргает ресницами.
— Хм, какой пустяк…
— И что же Кри-Кри? Лижет тебя?
— Этого тоже не делает.
— Тогда зачем ты спишь в его постели?
— Просто — заработок.
— Наверное, тобой он утирает кому-то нос? Да, она утирала нос — самой себе. Непонятно. Как такая красавица, чудо природы, оказалась на деле аномалией. Берю не терпит того, чего не понимает.
— Подожди-ка, малютка, я не понимаю. Сам Бордо — кто? Мужик?
— Да, но импотент.
— Такой красавец, и такое… несчастье, — скорее стонет, а не говорит Людо, бросив взгляд на кровать.
— А что, какой-нибудь несчастный случай? — допытывается Берю.
— Да, что-то вроде того.
Мой товарищ качает головой и, подумав, еще спрашивает:
— А в чем это заключается?
— Никто не знает. Сам он говорит о физической травме, но какой, не уточняет.
Александр Бенуа обращается ко мне.
— Ему нужна моя Берта. Она заставит любого… Это у нее — талант.
Он начинает расхваливать свою куколку. Рассказывает обо всех эротических и технических возможностях своей возлюбленной: о руках, царственных и нежных, умеющих работать не хуже специалиста по иглотерапии; о тубах, толстых и сильных, которыми она сосет наиболее нежные органы. И еще, и еще, и еще. Все слушают, развесив уши, а он с особым смаком описывает некоторые особенности тела Берты, которые делают ее привлекательнее самой Венеры.