— Значит, ты помог Валерии в аварии?
— Не совсем, потому что я не силен в этом. Я просто сходил к ближайшему гаражу и прислал оттуда буксир, а Валерии предложил свой мотоцикл. Она согласилась. Ей даже было забавно.
— И вот тогда.
Он пожимает плечами.
— Я привез ее домой. Там никого не было: муж ее снимался где-то в провинции, а у прислуги был выходной день. Я далее не предполагал тогда, кто она такая! Уже когда вошел в дом и увидел фото Кристиана Бордо, она назвала мне свое имя. Она угостила меня виски, потом еще. Я не привык к спиртному, и голова у меня закружилась Я начал с ней заигрывать, и она оказалась не против, даже наоборот.
— Вы были любовниками?
Он как будто немного краснеет — это слово для него является табу.
— Вы часто встречались?
— Почти каждый день.
— Где?
— В маленьких гостиницах.
— Платила она?
— Разумеется. Я же не богач, да и она настаивала на этом.
— Ты водил ее на танцы?
— Бывало, — он на мгновение задумывается. — Видите ли, она скучала, дела у нее с мужем не ладились. Ей хотелось развлечься. Она любила, что попроще. Мы ходили на ярмарку в Трон или в Лож, иногда — в лес Сен-Жермен. Если она приглашала в ресторан, то это было бистро, где подают селедку, картошку с постным маслом, лапшу и другие “деликатесы”.
Слушая его, я начинаю лучше представлять Валерию — заброшенную мужем женщину, которая ненавидела свою золотую клетку. Забавлять, возить ее по забегаловкам, услаждать в постели — вот, что ей нужно было для счастья.
— Так вы и жили целый год?
— Даже дольше.
— Значит, это была настоящая любовь?
— Сам не знаю.
Этот ответ меня расстраивает.
Он принадлежал к среде, где мало говорят о любви и страсти. Просто — “влечение”. У него было большое влечение к мадам Бордо, а она его обожала, в этом нет сомнения.
— Она рассказывала тебе о своем муже?
— Редко.
— А если это случалось, то что она говорила?
Он качает головой.
— Ну, что он был немного педе… что он давно ее не любит. Они не были супругами уже несколько лет.
Храп Берюрье становится откровенно нахальным. Я набираю стакан воды и плещу ему в физиономию. Толстяк вздрагивает, просыпается и испуганно озирается по сторонам.
— Шлюпки! Все по шлюпкам! — кричит он, но тут к нему возвращается сознание. — Мне приснилось, будто наше судно тонет, — его взгляд натыкается на Роберта Песона, и он спрашивает. — Этот мек сказал что-нибудь толковое?
— Послушай сам.
— Я моту курить? — спрашивает Песон.
Глазами указываю ему на пачку сигарет на комоде.
— А в последнее время отношения между вами не изменились? — спрашиваю его.
— Нет, а почему бы?