Она ступала маленькими шажками, высокие каблучки ее стучали; длинные, в палец, серьги вздрагивали.
– Батька! – шепнул Гаврила. – Ты гляди, гляди…
А она быстро поклонилась гостям – мужикам, и лицо ее под слоем белил и румян вспыхнуло.
Потом за створчатой дверью раздались ее скорые-скорые шаги, будто, выйдя из горницы, она кинулась бегом.
Это была красавица жена Максима Строганова.
…Тяжелым серебром завалены столы. По рукам шли кованые чарки, кружки, братины, кубки в виде ананасов, на четверть ведра. Дымилась стерляжья уха. Горячил хмель, и громче обычного звучали голоса под низкими потолками.
– То, что видите, – говорил Никита, – не в единый час создано, да многим хвалиться не стану. Сам, меня не дожидаясь, вызнал. Сказывают, султан был такой, одевался нищим и бродил по городу… Тебе б хозяином быть, Ермак Тимофеевич. У тебя бы копейки не пропало.
– А тебе бы – в атаманы, Никита Григорьевич. Ни один воевода нипочем бы не поймал. Ты-то ведь тоже, – как я спервоначалу казанской сиротой прикинулся, – обо всем догадался.
Истинно, они были довольны друг другом. Никита продолжал:
– Шелка возим через Астрахань. Мастеров-полоняников у ханов выкупаем. Бочками идет к нам аликант, какого и царь не пивал на Москве. Лекари-немчины и всяких ремесел художники голландские – в челяди у нас. Максим сказал:
– Гора огнедышащая – вот что наши вотчины. Погаными окружены. Только и знаем русского, что баньку. Москву чего поминать? Там тишь. Вот Юдин-купец и открыл в той тиши тридцать каменных лавок.
– Солью торгует, – отозвался Семен Аникиевич. – Соль-то, соль чья? Наша. А нас тут свои смерды-холопы выдать каждый день рады.
– Как Иуда Спасителя, – ввернул Максим.
Никита не забыл о хозяйских обязанностях, он поморщился:
– Э, полно с домашними сварами! Сор из избы… Атаман Ермак солью не торгует. А нашей соли Ганза просит. Лунд[15] ничего не жалеет за наших соболей.
Дядя Семен, старый и грузный, поднял глаза от блюда.
– Скажу, как начался род Строгановых. Два ста лет назад татарский князь Спиридон пришел из орды к Дмитрию Иоановичу, к Донскому князю. И так за обиду стало это хану, что поднял он всю орду на Русь. За то, значит, что лучшего своего потерял. А великий князь, возжелав испытать верность нового слуги своего, возьми да и пошли самого Спиридона на татар. Татары сострогали ножами мясо с его костей.
Он перекрестил свое морщинистое мужицкое лицо и торжественно проговорил:
– Поэтому зовемся Строгановыми. Мы – княжьего роду!
И несколько мгновений значительно молчал; никто не решался перебить его.
– Когда князя Василья Васильевича Темного попленили казанцы, погибала Москва, вся Русская земля скорбенела. Кто выкупил из казанского плена слепца-мученика? Лука Строганов, внук Спиридона, а дед Аники, моего родителя!..