– Я сказала – оденься, Алексис!
Она села в старое кресло-качалку и покачалась в нем. Казалось, она хотела успокоить себя таким образом. Но этот способ не сработал.
– Вот, Алексис.
Харри протянул мне мою пижаму с розовыми кроликами, которую я отбросила в сторону.
– Возможно, твой брат – распутник, однако даже у него остался какой-то стыд. Он хотя бы прикрылся в присутствии матери.
– Ты его родила, – сказала я. – Ты уже видела его обнаженным. Я не вижу необходимости вечно прикрываться.
Ярость матери представляла из себя забавное зрелище. Можно подумать, что если я раздета, то это просто конец света. Ее глаза были готовы выскочить из орбит, словно она никогда не видела меня нагой. Бедный Харри. Он не знал, что ему сделать, он казался попавшим в ловушку между двумя рассерженными женщинами. Загнанным и виноватым. Но это я выманила его из школы. Я все затеяла.
– Харри не виноват. – Я заставила мать опустить глаза. – Я позвонила ему в школу и заставила прийти домой.
– Он тебя изнасиловал.
– Нет. Ничего подобного.
Мать перевела взгляд на Харри.
– Я её не насиловал, – сказал Харри. – Честное слово.
– Я его соблазнила, – добавила я, снова почувствовав себя Лорен Баколл.
– Что?!
– Именно так, мама. Если ты хочешь ругаться и обвинять кого-то, обвиняй меня. В прошлом ты во всем винила меня. На этот раз ты будешь права. Потому что ответственность за случившееся лежит на мне. Я соблазнила моего брата и, более того, рада этому.
– Погоди, Алексис. – Харри не хотел, чтобы я брала всю вину на себя. – Возможно, начала все ты, но я это довел дело до конца.
Мать уже перешла за черту крайней ярости. Она выглядела так, словно собиралась упасть в обморок.
– Вы оба омерзительны.
– Мы любим друг друга, – Харри шагнул к ней.
– Не прикасайся ко мне.
Он остановился в растерянности.
– Мои собственные дети.
Не знаю, сколько раз она повторила эти три слова. Потом сказала:
– Сын-развратник и дочь-шлюха. Вот кого я вырастила.
– Пожалуйста, мама, – произнес Харри. – Постарайся не переживать.
– Не переживать? Это все, что ты можешь мне сказать?
– Это больше не повторится. Обещаю тебе. Клянусь.
– Лжец. Отныне твое слово уже ничего не значит для меня. Лжец. Выродок.
Харри побледнел.
– Ты – засохшая старая слива. Вот в чем твоя проблема.
Она не отреагировала на его слова, будто была глухой. Ее блеклые голубые глаза глядели на озеро, горы, красные и золотистые деревья. Не знаю, на что она смотрела. Возможно, на остатки индейского лета. Внезапно меня охватила жалость к матери, и я встала. Она заплакала и подняла руки, чтобы закрыть ими свои глаза, но тут что-то привлекло её внимание. Она уставилась на мой пах. Потом громко закричала.