— Из меня жуть сколько комары высосали, пока я стоял с удочкой.
Да, от гнуса спасения нет. Даже на берегу, где нет-нет да и продохнет ветерок, комаров и мошки — напасть. А здесь, в чаще Гиблого леса, гнуса видимо-невидимо. Борясь с ним, мы постоянно награждаем себя оплеухами. В этот вечер, забывшись, я залепил себе такую затрещину, что, наверное, с минуту в ушах звенело.
Смотрю на друзей и вижу, как сильно они похудели. У Леши усталый взгляд, под глазами темные тени. Сильно осунулся... Я заметил, Леша идет, а ноги у него сами собой подгибаются. У Толи ввалились щеки, острее обозначились скулы. Да и сам я иным воспринимаю себя: чувствую, много лишнего уже отвалилось. Интересно, сколько в весе мы потеряли...
Пошел дождь. Мелкий, частый. Быстро натянули пленку. Толя все делал молча, но я чувствовал, что он недоволен чем-то. Потом он не удержался, начал ворчать: оказывается, я плохо вбил колья. Что-то мы часто стали выражать недовольство друг другом... Впрочем, думаю, это нормально: сил мало, мы порядком измотаны, раздражение и выливается капля за каплей. Вот сейчас: говорю, что надо идти за дровами, пока дождь сильней не пошел. Леша вылез вместе со мной, а Толя взял нож, заготовку для ложки и принялся резать. Ну что тут поделаешь... Пошли с Лешей вдвоем. А сам чувствую, злость закипает. Успокаиваю себя, веду довольно убедительный монолог в защиту Толи, а безуспешно. Злость остается. И мне уже кажется, что некоторая натянутость в наших отношениях появилась давно; напрасно я не видел ее, а теперь она переросла в нетерпимость, вспыльчивость даже... Действительно, и раньше, случалось, появлялись меж нас разногласия, но мы в критический момент всегда владели эмоциями. Теперь это сделать труднее. Толе все время кажется почему-то, будто я им недоволен. Это не так, но переубедить его не удалось. А мне кажется, что он слишком уж нетерпелив, категоричен в высказываниях.
Вот мы рубим дрова под дождем, а он сидит, резьбой занимается. Принес улов и, видимо решив, что свое дело сделал, отдыхал после рыбалки. Я дорубился в конце концов до того, что не было сил топор удержать. Да и Леша вымотался с этими проклятыми дровами...
Трудно иногда бывает Толю понять. Вообще-то он работяга. Никогда от работы не отлынивал. Наоборот, всегда сам брался, когда можно было отдохнуть, побездельничать. Сейчас я на него очень рассчитывал — думал, придет, подключится к нам и, глядишь, дров достаточно заготовим для ночи. А он не пришел.
Мне казалось, что он сидит там один и режет со злостью: «Я свое дело сделал, а теперь вы поработайте!» Выходит, что мы считаемся? А может, это я один считаюсь? Тоже не ангел ведь... Покритикуем себя — это никогда не бывает вредно.