Аткинсон не мог скрыть удивления:
– Можно спросить, почему, сэр?
– Откровенно говоря, я беспокоюсь о Янгбладе – с тех пор, как с ним случился инсульт. Рано или поздно должен быть второй. Так всегда бывает. Ему потребуется скорая медицинская помощь, и чем быстрее, тем лучше. Можете себе представить, что будет, если приступ случится посреди ночи и он умрет?
– Вряд ли это возможно, сэр. Его проверяют каждый час.
– За час может произойти многое. Другое дело, если кто-то будет следить за ним все время. – Он покачал головой. – Я уверен, что сосед по камере, с нашей точки зрения, – наилучший вариант. А этот парень, Драммонд, вполне подойдет. Но давайте-ка на него посмотрим.
Старший офицер открыл дверь и посторонился.
– Давай, приятель, гляди веселей. Встань на коврик и назови свой номер!
Заключенный вошел в комнату и остановился на резиновом коврике, в трех ярдах от стола начальника тюрьмы.
– Номер 832278, Драммонд, сэр, – доложил Пол Шавасс и замер.
Настольная лампа освещала его лицо. За последние три месяца оно заострилось, коротко стриженные волосы придавали ему какой-то средневековый вид. Он выглядел очень опасным типом, и начальник тюрьмы нахмурился. Он глядел в его дело не без замешательства. Это было совсем не то, чего он ожидал, совсем не то.
Парадокс заключался в том, что начальник тюрьмы ничего не знал о тюремной жизни. То, что он наблюдал день за днем, было лишь тонкой пленкой на поверхности воды. А Шавасс за три коротких месяца проник в самую суть того, что обычно называется «законным порядком».
За эти три месяца он успел поучаствовать в семи судебных слушаниях и испытал на себе жизнь в трех тюрьмах. Месяц следствия он провел в довольно примитивном месте, где все санитарное устройство в камере состояло из эмалированного горшка. И каждое утро он становился в очередь к единственному на этаже унитазу, чтобы опорожнить его.
Тюремная охрана превратилась для него в тюремщиков, среди которых попадались хорошие, плохие и вполне средние люди в обычных пропорциях. Были такие, что обращались с ним вежливо и гуманно, были и другие, подкреплявшие каждый приказ ударом по почкам.
Он узнал, что преступная жизнь содержит мало романтики. Большинство его товарищей были преступники-рецидивисты, которые могли бы жить гораздо лучше, если бы им удалось получить пособие по безработице. Он узнал, что убийцы и насильники выглядят как самые обыкновенные люди, а самые мужественные на вид заключенные зачастую оказываются сексуальными извращенцами.
Подобно животному в джунглях, сосредоточенному на выживании, он быстро приспособился к обычаям и привычкам нового окружения и уже не выделялся на их фоне. Он выжил. Он уже никогда не станет прежним, но он выжил.