Сколько он там провалялся, пока не очнулся, — не знаю.
Как удалось ему выбраться все же оттуда, — загадка!
Но и потом уже (год, вероятно, спустя) он мне клялся
В преданной дружбе навек. Это длилось, однако, недолго.
Ну, а зачем он мне клялся, смекнуть оказалось нетрудно:
Жаждал курятинки он хоть когда-нибудь вволю покушать.
Я, чтоб над ним поглумиться позлей, описал ему точно
Некий чердак и чердачную балку, что служит насестом
По вечерам петуху и семи его курицам. Тихо
Вышли мы ночью, идем, чуть двенадцать пробило — приходим.
Знал я, что ставень оконный, подпертый легкою планкой,
Был еще поднят. Я притворился, что первым влезаю,
Но отстранился— и дядю вперед пропустил я учтиво.
«Лезьте смелее, — сказал я. — Хотите хорошей добычи —
Будьте решительней: стоит! Откормленных кур обещаю».
Он осмотрительно влез — и по всем сторонам осторожно
Долго все щупал и шарил и мне говорит раздраженно:
«Вы привели не туда! И куриного перышка даже
Здесь не найдешь!» А я отвечаю: «Сидевших поближе
Сам похватать я успел, — остальные садятся поглубже.
Будьте спокойны и двигайтесь дальше тихонько, легонько…»
Балка, державшая нас, и вправду была узковата.
Дядю вперед пропустив, я все время назад подавался,
Пятясь к окошку. Выскочил мигом я, дернул подпорку —
Ставень захлопнулся шумно, и волк от испуга затрясся.
В страхе и в трепете, с узенькой балки он шлепнулся на пол.
Люди, дремавшие возле костра, в перепуге проснулись.
«Что там такое в окошко упало?!» — они закричали,
На ноги стали проворно и сразу фонарь засветили.
Волка, в углу обнаружив, били, дубасили скопом,
Шкуру на нем продубили! Как только жив он остался!..
Дальше откроюсь я вам, что фрау Гирмунду частенько
Явно и тайно проведывал я. Разумеется, лучше б
Вовсе того не бывало. О, если б вычеркнуть это!
Ибо по гроб ее жизни позор этот ей обеспечен!..
Вот я теперь уже все вам поведал, все то, что припомнить
Совесть могла бы моя, что душу мою угнетало.
Дайте же мне отпущенье, молю вас! Приму я смиренно
Самую строгую епитимью. Наложите любую!..»
Гримбарт в подобных делах, несомненно, был сведущим очень.
Прутик сорвав по пути, он сказал: «Этим прутиком, дядя,
Трижды себя по спине похлещите, затем положите
Прутик на землю и через него перепрыгните трижды;
Благоговейно его поцелуйте, явите смиренье.
Эту епитимью наложив, отпускаю вам ныне
Все прегрешенья, освобождаю от всех наказаний,
Все вам, во имя господне, прощаю, что вы совершили…»
Только Рейнеке кончил смиренно свое покаянье,
Гримбарт ему говорит: «Поправленье доказывать, дядя,
Нужно благими делами: читайте псалмы ежедневно,