Рейнеке-лис (Гёте) - страница 37
За ухом Бэллин в испуге почесывал. Сильно боялся
Он королевского гнева — и сразу же начал по книге
Над пилигримом читать. Но тот и не очень-то слушал:
«Если помочь это может, — поможет и так, надо думать».
Благословенье прочли — и котомку и посох вручили
Рейнеке-лису. Все было готово, но лгал богомолец.
Слезы притворные ливнем лились по щекам у пройдохи,
Залили бороду, будто жестоко он каялся в чем-то.
Он и действительно каялся в том, что не всех поголовно
Недругов сделал несчастными, что лишь троих опозорил.
Все же он, кланяясь низко, просил, чтобы каждый сердечно,
Кто как умеет, о нем помолился, — и стал торопиться:
Рыльце-то было в пушку — он имел основанья бояться.
«Рейнеке, — молвил король ему, — что за чрезмерная спешка?»
«Делая доброе дело, не следует медлить, — ответил
Рейнеке. — Я вас прошу отпустить меня, мой благодетель.
Час мой урочный настал, — отправиться мне разрешите».
«Что ж, — согласился король, — отправляйтесь!» И тут же велел он
Всем господам, при дворе состоящим, за лжепилигримом
Тронуться в путь — проводить его. В это же время в темнице
Мучились Изегрим с Брауном, плача от боли и горя…
Так вот полностью вновь заслужил королевскую милость
Рейнеке-лис. Уходил со двора он с великим почетом,
Шел с посошком и с котомкой — ну, прямо ко гробу господню,
Где оказался б он так же на месте, как в Ахене клюква.
Он совершенно другое таил на уме, но отлично
Все же ему удалось разыграть короля и предлинный
Нос ему натянуть… Поневоле за Рейнеке следом
Молча его обличители шли — провожали с почетом.
Он же коварства отнюдь не оставил, сказав на прощанье:
«Меры примите, о мой государь, чтоб изменникам подлым
Не удалось убежать.. В оковах, в тюрьме их держите:
Стоит им выйти на волю, к делам своим грязным вернуться —
Жизни вашей опасность грозит, государь, не забудьте!»
Так и ушел он оттуда с постной смиренной миной,
Этакий скромный простак, — ну, словно другим он и не был.
Тут лишь поднялся король и в покои свои удалился.
Звери согласно приказу его проводили сначала
Рейнеке-лиса немного, потом и они возвратились.
Плут же настолько сумел прикинуться кротким и скорбным,
Что возбудил состраданье в иных сердобольных особах.
Заяц всех больше о нем сокрушался. «Неужто нам сразу,
Милый мой Лямпе, — воскликнул мошенник, — так сразу расстаться?
Если б вам и барану Бэллину было угодно
Несколько дальше со мною пройтись в этот час, то, конечно,
Ваша компания мне оказала б любезность большую.
Очень вы милые спутники, оба— честнейшие лица,
Все вас хвалят, и мне ваше общество будет приятно.
Оба вы званья духовного, — благочестивцы, — живете,