– Я просто не могу этого понять, – сказала она. – Он был такой милый, пока не встретил ее. У нас был прекрасный брак – просто замечательный, и вдруг он развалился. Я все еще жду, что он станет прежним Полом, но ощущение такое, как будто он умер.
Алек покачал головой:
– Может быть, это просто спячка. Оставайтесь в его жизни, Оливия, пока он не проснется. Напомните ему, как все было хорошо раньше.
Она перестала плакать, но нос у нее покраснел, и это придавало ей беспомощный вид. Перед ним была совершенно другая женщина, совсем не похожая на ту, с которой он встречался неделю назад и которая педантично описывала свою попытку спасти жизнь Энни.
– Я пыталась что-то сделать, чтобы немного больше походить на нее, – сказала она, – на ту женщину.
Алек снова нахмурился:
– Но ведь полюбил-то он Оливию, ведь так? И именно с Оливией у него были прекрасные отношения, а не с этой… – он хотел сказать «сучкой», но ему было неловко использовать подобное слово в разговоре с ней, – …не с той женщиной, от которой у него в голове что-то приключилось.
Она прижала к груди руки с крепко – до белизны – сжатыми кулаками.
– Я никак не могла забеременеть, – сказала она, – думаю, из-за этого все и изменилось. Изменились его чувства. Мне сделали операцию, но было уже поздно.
– Может быть, если бы вы сказали ему о ребенке…
– В этом случае я никогда не буду уверена, что он вернулся из-за меня, а не из-за ребенка.
У нее в сумочке загудел пейджер, и она достала его, чтобы выключить.
– Здесь есть телефон? – спросила она.
– Думаю, они разрешат вам воспользоваться телефоном ресторана.
Она встала, выпрямилась и, тряхнув блестящими темными волосами, направилась в контору ресторана, мгновенно преобразившись в деловую женщину.
Когда Оливия вернулась за стол и снова заняла свое место, Алек кормил гусей, отламывая кусочки от недоеденного хлеба.
– Вам нужно идти? – спросил он. Она покачала головой:
– Они справятся без меня.
Она посмотрела на клочки своей разорванной салфетки и нахмурила брови, как будто не могла понять, откуда они здесь появились. Собрав обрывки в кучку, она сложила их на тарелку и печально улыбнулась Алеку:
– Извините. Когда я в следующий раз начну жаловаться на свои проблемы, заткните мне чем-нибудь рот.
– Меня это совершенно не напрягает, – сказал он, бросая последний кусок хлеба в воду. Гуси с шумом накинулись на него. – Хотя ваши обстоятельства и отличаются от моих, но нас объединяет то, что мы оба одиноки. Я понимаю ваши чувства.
Теперь, когда у нее не было салфетки, она крутила пальцами трубочку в своем стакане.