— Василий, — сказал он однажды своему преданному слуге во время утреннего туалета, — ты и твои способности мне нужны для выполнения исключительно важного дела, от которого зависит мое будущее счастье. Могу я на тебя положиться?
— Только прикажите, барин. Все сделаю, что пожелаете.
— Хорошо, мой дорогой Василий. Такие слова мне по душе. Сможешь ли ты так же хорошо подделать чужой почерк, как, например, мой. Да так, чтобы его нельзя было отличить от оригинала?
— Дайте мне три дня, Борис Иванович. Сделаю в лучшем виде. Ни один человек не скажет, что это подделка.
— Ты — молодчина, Василий. Я не ожидал от тебя такого проворства. Но советую осторожно обходиться со своим талантом, иначе не избежать тебе отправиться при случае в вынужденную поездку в Сибирь.
С этими словами он передал Василию пачку писем и добавил:
— Здесь, Василий, оригиналы, которыми ты воспользуешься, чтобы испытать свое искусство. Если будешь уверен, что получается, напиши что-нибудь на пробу и дай мне посмотреть, чтобы сначала я убедился.
Василий не появлялся три дня. На четвертый день утром слуга пришел и протянул ему лист бумаги.
— Это моя проба, Борис Иванович. Вы хотели посмотреть.
— Давай посмотрим.
Борис взял исписанный лист, положил его рядом с оригиналом и сравнил букву за буквой, слово за словом. Он не мог отличить копию от оригинала, найти хоть одну ошибку, которая выдала бы обман.
— Превосходно! Замечательно! — бормотал он под нос. — Это достигнет цели, и она ничего не заметит.
Потом добавил громко:
— Ты свое дело сделал очень хорошо, Василий. Я тобой доволен.
— Спасибо, барин.
И Василий благоговейно поцеловал барину руку. Потом Борис подошел к письменному столу, открыл секретный ящик и дал Василию исписанный лист.
— Перепиши это письмо почерком, который ты научился подделывать, и обрати внимание на все особенности оригинала. Мое счастье зависит от твоей ловкости… И от твоего умения молчать, — добавил он значительно. — Даю тебе время до завтрашнего утра.
— Слушаюсь, Борис Иванович, — ответил Василий и, взяв бумаги, молча ушел.
Когда Борис остался один, он долго в большом возбуждении ходил взад и вперед. Его губы продолжали что-то беззвучно говорить, руки отчаянно жестикулировали.
— Да! — сказал он наконец громким голосом и остановился. — Риск — благородное дело. Но большой опасности тут нет. Василий молчалив, а Любочка обещала сжечь все мои письма. Итак, никто ничего не докажет. Я доиграю игру до конца.