— Ах, Владимир Николаевич, — сказала госпожа Громова. — Какой приятный для нас сюрприз. Мы полагали, вы еще в городе. Что вас привело сегодня в Стрельню?
— Прекрасная погода и жаркое солнце убедили моих родителей не оставаться больше в пыльной столице, — ответил юный граф Островский. — Так как двор неожиданно быстро переселяется в Петергоф, то и мы переезжаем сегодня на дачу. И вот я снова здесь, на даче, чтобы передать вам привет.
Говоря это, граф Владимир по-братски поклонился юным дамам. Как старый друг, он многие годы ежедневно бывал в этом доме.
Две сестры приветствовали его, каждая по-своему, соответственно характеру и окрылявшим их чувствам. В то время как Ольга Петровна встретила юного друга спокойно и с достоинством, Вера одним прыжком соскочила с лестницы и сердечно пожала графу руку. Ее живое лицо светилось радостью.
— Вы как раз пришли вовремя, к обеду, Владимир Николаевич, — сказала хозяйка. — Я надеюсь, по меньшей мере, что вы не сразу нас покинете.
— С благодарностью принимаю приглашение. Я сказал родителям, что направляюсь к вам, чтобы они скоро меня не ждали.
Между тем прибежавший слуга отвел лошадь графа на конюшню, а дамы ушли в дом, чтобы переодеться к обеду.
В тот момент, когда Вера последней проходила в двери, она почувствовала, как кто-то тронул ее за платье. Удивленная, она остановилась и увидела, как ее друг незаметно пытается вложить в ее руку записку. Лишь секунду она колебалась, принять ли записку, переданную столь необычным путем. Любовь победила. Покраснев, она приняла письмо и с большой ловкостью спрятала его в складках платья. В отличие от Веры, граф соблюдал при этом полное хладнокровие.
Со всех ног бросилась Вера в свою комнату, закрыла дверь и дрожащими руками вытащила письмо. Отгадала ли она заранее его содержание? Возможно, да, так как не торопилась сломать печать. Она смотрела на письмо, и глаза ее радовались неожиданному подарку. Со всех сторон Вера рассмотрела письмо, крутила его в руках, смотрела на просвет, тщетно пытаясь в него проникнуть. Потом поднесла к губам, быстро поцеловала и, прелестно улыбаясь, посмотрела на него, как будто хотела сказать: сейчас ты — мой, Владимир Николаевич!
Наконец, ждать стало невмоготу. Она судорожно вскрыла письмо. Волнуясь, узнала хорошо знакомый почерк. Затем начала читать:
«Моя горячо любимая Вера! Не сердитесь на меня за это обращение. Простите, что я вообще осмеливаюсь писать эти строчки, передать их в Ваши руки. Но мое сердце переполнено. Досель незнакомая мне сила любви, которую я к Вам испытываю, не дает мне более молчать. Да, Вера. Это — сладкая тайна, которую я долго хранил в себе, которую оберегал и прятал, как скупой прячет свое сокровище. Я не могу более хранить его в своей душе. Я должен шепнуть Вам, сказать Вашему сердцу, что я Вас люблю так, как никто еще не любил на свете. Понимаете ли Вы, что значат эти слова? В состоянии ли Вы проникнуть в их смысл? Человеческий язык выразить это не может, если только Ваше сердце не поймет. Потому что наш язык слишком холоден, слишком скуден, чтобы в звуке хоть в малой степени передать то, что переживает моя душа. Но я не боюсь быть непонятым Вами. Я знаю, мое небесное дитя, что Вы любите меня так же, как я люблю Вас, что нами движут, в нас живут одни мысли и чувства. Я уверен, что мы понимаем друг друга, что моя тайна принадлежит и Вам. Слишком часто и глубоко я заглядывал в Ваши прекрасные синие глаза, зеркало Вашей чистой души, в ее свет, чтобы не быть в этом убежден. Один, без Вас, я жить долее не могу. Лишь связанным с Вами навеки я чувствую себя в силах идти по жизни. Хотите ли Вы быть Моей? Доверить свое будущее счастье моей любви и защите? Скажите «да», Вера. Ответ «нет» я не перенесу. Он будет мне смертным приговором.