Прончатов сидел каменно. За то время, пока старик ел и философствовал, Олег Олегович не издал ни звука, не пошевельнулся, не переменил почтительного и несколько глуповатого выражения лица. Да и что он мог сделать, что значил он, главный инженер сплавной конторы, когда в кресле сидел истинный владыка Тагара Никита Никитович Нехамов – философ, умница, самородок, плотник и столяр, глава огромной династии Нехамовых!
Десять сыновей Никиты Нехамова, двадцать внуков, четыре дочери, около двадцати внучек – вот кто вершил главные тагарские дела. Придешь на шпалозавод – висят огромные портреты двух рамщиков Нехамовых, заглянешь в механические мастерские – возле ворот три поясных портрета металлистов Нехамовых, забредешь в кузницу – машет молотом Нехамов, пойдешь в сельсовет за справкой – за председательским столом посиживает Клавдия Нехамова, зайдешь на огонек вечером в клуб – похаживает по нему заведующий Нехамов, приплетешься на маслозавод сдавать молоко государству – молоко принимает Мария Нехамова, захочешь на малом пароходишке поехать в райцентр – сидит на кнехте начальник пристани Нехамов, напьешься до чертиков – тебя бережно отведет в кутузку участковый уполномоченный милиции Нехамов. Везде и всюду в Тагаре были Нехамовы, и конца-краю этим Нехамовым не было.
Поэтому Олег Олегович Прончатов на резной табуретке сидел смирно, на то, как вкушает Никита Никитович, смотрел скромно, речи его слушал внимательно. Он и глазом не моргнул, когда старик, закончив трапезу, довольно почмокал губами, вытершись домотканой салфеткой, поднял руки и негромко хлопнул ладонями:
– Лизавета, а Лизавета! Опять наблюдается опоздание, Лизавета!
Приняв от мужа опустевший поднос, жена поднесла ему деревянную миску, в которой он вымыл пальцы, потом подала полотенце, которым он вытер руки, и уж тогда исчезла, пробормотав на прощанье:
– Слава богу, напитался.
Тихо сделалось в комнате. Слышалось теперь, как сбиваются струи обской старицы и Кети, как в нехамовском палисаднике додираются воробьи. Шастали по комнате узорчатые тени от деревьев, прорывался сквозь пузырящиеся занавески запах доцветающей черемухи. Бойкая, веселая жизнь шла за окнами, и Прончатов вдруг подумал тихо: «И кого она ждала на крылечке?» – так как явственно увидел ту женщину, что стояла на крыльце, почувствовал сызнова ее напряженность, радость и тревогу.
– Ловкой ты, Прончатов, мужик, – внезапно громко сказал Никита Нехамов и усмехнулся загадочно. – Вот я гляжу на тебя и вижу: ох, ты остер, ох, ты хитер!
Нехамов выпрямился в кресле и действительно внимательно посмотрел на Олега Олеговича, по спине которого от этого пробежал мороз – такие прозрачные, и умные, и холодные, яркие и жестоковатые глаза были у старика. Выцвели они, но все равно отливали фарфоровой синью, казались большими, девичьими, и напряженная, мудрая мысль билась на самом донышке их, как птица в силке. В глаза Нехамова смотреть долго было трудно, невозможно, и Олег Олегович опустил взгляд.