Санди оставила все попытки убедить мать в безосновательности ее страхов и только старалась смягчить ее тревогу, обещая все свое свободное время проводить в больнице. Несмотря на то, что у нее была масса работы в клинике, она вызвалась перед операцией переночевать в палате у матери на раскладушке, и доктор Мэтьюс приветствовал это с видимым облегчением. Он прописал Габриэле снотворное, но ту ночь она почти не спала. Уходя из больницы около шести утра, Санди чувствовала себя ужасно измученной. Ее мать встретила пришедших готовить ее к операции сестер в полной прострации: она молча лежала в постели, предоставляя им действовать. Спокойствие Габриэлы было таким неестественным, что Санди была встревожена ее состоянием и никак не могла сосредоточиться на проблемах своих пациентов. Несмотря на многие годы профессиональной самодисциплины, ее преследовало бледное, испуганное лицо матери и неожиданная теплота ее прощальных слов:
— До свидания, Санди, — сказала она. — Я была не слишком хорошей матерью, но ты не забудешь, что я по-своему любила тебя — настолько, насколько могла?
Санди толком не помнила, что именно ответила матери, но, возвращаясь в ее больницу днем, не могла отделаться от мысли, что ее ответ мог быть и получше. Она укоряла себя: как получилось, что она, прекрасно подготовленный психолог, в самый критический момент подвела мать, не сумев успокоить ее так, как надо.
Тревоги Санди еще больше возросли после того, что ей сказали на сестринском посту. Мисс Барини, сообщили ей, отправили на операцию по расписанию, но она все еще находится в операционной. Никто не желал объяснить ей, почему операция до сих пор не закончилась. Никто даже не желал говорить, сколько обычно длится операция на желчном пузыре.
Санди металась по комнате для ожидающих, сознавая, что тошнота, которую она испытывает, отчасти объясняется тем, что она не ела ни в завтрак, ни в ленч и почти не ела накануне за ужином. Она подумала было, не поискать ли ей, где можно купить сандвич, но при одной только мысли о еде ей стало совсем нехорошо. В комнате для ожидающих была кофеварка, и она налила себе чашку крепкого черного кофе. Это была как минимум седьмая чашка за этот день. Она невесело подумала, что у нее в организме скоро наберется такое количество кофеина, от которого даже слону станет не по себе.
После еще одного тревожного круга по комнате она обернулась на чьи-то шаги и увидела в дверях Дэмиона. На нем были джинсы и кожаная куртка, а глаза прятались за огромными темными очками. Немного кофе пролилось у нее из чашки, ошпарив тыльную сторону кисти.