– Дай ему еще кофе, – велела тетя Энид, проходя ми мо с проверкой.
– Столько? – спросила Мэй, показывая половину сосуда.
– В два раза больше, – сказала тетя Энид.
Ее руку сотрясал небольшой паралич, и когда она вытянула ее вперед, ей пришлось опереться на плечо Мэй, чтобы стабилизировать себя. Бабушка Мэй утверждала, что розы любят кофе, что они становятся выше, крупнее и ярче, если их удобрять кофейной гущей по утрам. Запахи суглинка и французского жаркого смешивались в теплом воздухе, заставляя Мэй тосковать без ее матери больше, чем когда-либо. Она, должно быть, вздохнула, потому что тетя Энид посмотрела на нее.
– Что случилось, голубушка моя?
– Ничего, тетя Энид.
– Я не верю тебе, – сказала тетушка и повернулась к подошедшей к ним Тобин. – Может быть, ты разберешься со своей подругой?
– Я стараюсь, Энид, – сказала Тобин, обнимая старушку.
Тетя Энид когда-то была как конфетка, но возраст изогнул ее позвоночник и уменьшил ее рост на четыре дюйма. У нее были коротко подстриженные белые волосы и бледно-голубые глаза, одета она была в свой любимый костюм садовника: розовый, старый полотняный жакет и высокие, до коленей, зеленые резиновые боты, которые достались ей еще от сестры.
– Ох, голубушка, – сказала тетя Энид. – Это все из-за того хоккеиста?
– Кого-кого? – переспросила Мэй.
– В самую точку, – отозвалась Тобин.
– Кайли сказала мне, что он звонил, а затем… – Тетя Энид остановила себя.
– Кайли он понравился, – пробормотала Мэй.
– О, в этом-то и причина, – сказала Тобин.
Тетя Энид опустила руку в горшок со старой кофейной гущей, пропустила ее через свои скрюченные пальцы – она делала это много раз – и затем тщательно распределила удобрение вокруг корней старого куста белой розы.
– Тоска по кому-то – забавная штука, – сказала тетушка Энид. – Это чувство настигает тебя, не так ли? Ты даже не можешь вычислить, где это начинается и где это заканчивается.
– Она не может, – подтвердила Тобин, и Мэй почувствовала ее пристальный взгляд у себя на затылке.
– Вы обе можете остановиться? – попросила Мэй. – Скоро придет Пейдж Гринлей с матерью. Я лучше пойду помоюсь.
– Ты могла бы позвонить ему, – предложила тетушка Энид.
– Прекрасная идея, – согласилась Тобин.
Мэй посмотрела через розовый куст на свою тетушку. Предложение было ересью для «Брайдалбарн»: Эмилия Дунн всегда считала, что мужчина больше всего опасается быть заманенным в ловушку… «заарканенным», как она называла это. В ее знаменитом списке «что делать и что не делать» со звонка мужчине начинался раздел «не делать». Как будто прочитав мысли Мэй, тетушка Энид продолжала: