– Да, это так. Я знаю, это безумие. Мы постоянно спорили...
– Постоянно? – Джонатан приподнял бровь.
Воспоминания охватили Стивена. Он в плену гибких рук и ног Юлианы, ее нежный голос шепчет ласковые слова ему на ухо.
– Почти постоянно, – поправился он.
Джонатан опустил вниз тонкое лезвие своей длинной испанской рапиры.
– Тогда тебе не следовало прогонять ее.
Стивен стукнул кулаком по столу и разбил точильный камень. Мелкие кусочки пемзы разлетелись по вымощенному плитами полу оружейной комнаты.
– Я не прогонял ее.
Стивен лгал и сам понимал это. Он вспомнил с абсолютной ясностью дикую боль в ее глазах, неверие, а затем полную опустошенность, когда он заявил, что не хочет иметь от нее ребенка. Стивену следовало постараться сделать так, чтобы она поняла, какой страх и печаль поселились в его сердце, но этому помешал приступ астмы у Оливера. И после всего этого Джилли с виноватым видом доложила, что Юлиана куда-то уехала с Ласло.
Возможно, в ней снова взыграла цыганская кровь. Ей нелегко оставаться долго на одном месте.
Нет. Она не смогла остаться с ним, с человеком, который не верит в ее любовь и не верит в будущее.
Куда она уехала? О чем она думала?
– Юлиана остынет немного и вернется, – успокоил Стивена Джонатан. – Хотя, по правде сказать, я надеялся, что она уже вернулась. – Играя рапирой, он шутя коснулся кончиком уха своего сына. – Прошло уже две недели, не так ли, Кит?
Юноша опустил голову и погрузил шпоры в тазик с уксусом. Прежде чем Кит успел ответить, послышался сердитый лай Павло. Элджернон Бассет ворвался в комнату. Щеки его ярко пылали от первого морозца, локоны подпрыгивали до бархатной венецианской шляпы. Он остановился в дверях.
Стивен холодно взглянул на него.
– Хэвлок, верный друг. Какие тайны тебе открылись на этот раз?
Элджернон опустил голову и остановился у входа. На деревянных стенах висели старинные шлемы и щиты – участники прежних сражений.
– Стивен, я понимаю, что мне трудно рассчитывать на твое прощение, хотя я очень хотел бы получить его. – Он снял перчатки и потер покрасневшие от холода пальцы. – Мне надо признаться еще кое в чем.
– О, как это мило, – пробормотал Джонатан, сгибая рапиру и свирепо глядя на Элджернона.
Элджернон облизнул губы.
– Это касается твоей жены, Стивен. Я рассказал Томасу Кромвелю о ее броши: романовский рубин, фамильный девиз.
– Боже, – проговорил Стивен, – сколько у тебя хлопот.
– Все случилось несколько месяцев назад, и я считал, что просто сообщил безобидный факт.
– Сукин ты сын, – гнев кипел у Стивена в груди. – Сначала ты использовал больного ребенка, чтобы снискать расположение короля, так как не мог завоевать его внимание собственными достоинствами. А теперь это... это. – Он грубо выругался и отвернулся.