И вот сегодня ее снова захлестнуло знакомое чувство одиночества и безысходности. Попрощавшись с Блейком, она поехала за Пип, и та моментально заметила, что с матерью творится неладное.
– Что случилось, мам? – испуганно спросила Пип. Она так часто замечала у Офелии этот взгляд, что уже привыкла бояться – страх видеть мать снова каким-то бездушным механическим существом, как весь прошлый год, превратился у девочки в манию. Она безумно боялась, что снова останется одна, как это уже случилось после гибели отца и брата.
– Ничего. – Офелия вдруг почувствовала себя глупо – не хватало еще делиться своими горестями с ребенком! – Прости. Дело в том, что занятия закончились. Мне будет их не хватать. Со многими я даже успела подружиться. И к тому же, кажется, они действительно мне помогли.
– А заново начать нельзя?
Пип мучили сомнения. Ей очень не понравилось выражение лица матери – слишком хорошо она его знала. У Чеда тоже порой бывало такое лицо, вдруг со страхом вспомнила она. Та же тоска, что выедала изнутри, и от живого человека оставалась только одна оболочка. Надо что-то срочно делать. Но что? Пип не знала. Она никогда не знала.
– Конечно, я могу ходить в другую группу, если захочу. Но такой уже больше не будет.
В голосе Офелии звучала унылая безнадежность, и Пип охватила настоящая паника.
– Может, это было бы лучше всего?
– Все будет хорошо, Пип. Я обещаю.
Мать похлопала ее по руке. Дальше они ехали в полном молчании. Едва Офелия открыла дверь, как Пип стремглав ринулась наверх, в небольшой кабинет, в котором они теперь никогда не бывали, и лихорадочно набрала телефон Мэтта.
На побережье с утра зарядил дождь, поэтому Мэтт весь день работал над ее портретом, вместо того чтобы, как обычно, отправиться с мольбертом на пляж. Приближалась зима, а значит, скоро от походов на пляж придется отказаться вообще. Но пока погода стояла вполне приличная, если не считать сегодняшнего дня.
– Она выглядит просто ужасно, – шепотом объяснила Пип, надеясь только на то, что матери не придет в голову именно сейчас снять трубку. На телефоне, конечно, была клавиша «приватный разговор», и Пип заранее позаботилась ее нажать, но сомневалась, что это поможет. – Я боюсь, Мэтт, – откровенно созналась она. Мэтт был рад, что Пип позвонила. – В прошлом году… она ведь иной раз весь день даже не вставала с постели… ничего не ела, не причесывалась… не замечала меня. А ночью плакала. – При одном воспоминании об этом слезы хлынули у нее из глаз, и Мэтт вдруг почувствовал, как его сердце сжалось от жалости.
– И сейчас так же? – забеспокоился он.