Все последние девять месяцев мысль о состоянии здоровья матери не давала Пип покоя, а спросить ей было не у кого. Даже с Андреа она никогда не чувствовала себя так легко и свободно, как с Мэттом. Впрочем, он ведь был ее другом, а Андреа – подругой матери.
– Конечно. Со временем. Как ты считаешь, ей сейчас лучше?
– Вроде да, – с сомнением в голосе пробормотала Пип. – Теперь она гораздо больше спит, а раньше все говорила, говорила… и так без конца. Правда, она почти никогда не улыбается. Зато и не плачет целыми днями, как прежде. – На лице у нее появилось задумчивое выражение. – И я тоже…
– Вполне тебя понимаю. Было бы странно, если бы вы не плакали. Ведь, в сущности, от всей вашей семьи остались только вы двое.
Да и их уже трудно назвать семьей, подумала Пип. Но из жалости к матери решила промолчать.
– Маме и вправду очень стыдно за то, что она вам тут наговорила, – пробормотала Пип, неловко отводя глаза.
– Все в порядке, – успокоил ее Мэтт. – В общем-то в какой-то степени она права. Вы ведь, в сущности, совсем меня не знаете. Я вполне мог бы оказаться дурным человеком, как она сказала. Она имела полное право не доверять мне. Да и ты тоже, малышка.
– Но почему? Вы ведь так добры ко мне, даже помогли нарисовать Муссу задние лапы. И получилось очень здорово! Я сохранила рисунок, – похвасталась она.
– Что – так понравился? – ехидно хмыкнул Мэтт.
– Еще как! – Пип заулыбалась. Убедившись, что Мэтт покончил с сандвичем, она протянула ему яблоко. Мэтт разломил его пополам и протянул ей половинку. – Нет, я сразу поняла, что вы хороший. С самой первой минуты.
– Это как же? – От удивления глаза у Мэтта полезли на лоб.
– Просто знала, и все. У вас глаза добрые.
Только они делались тоскливыми, когда он рассказывал ей о своих детях. Впрочем, это лучше, чем если бы ему было все равно.
– У тебя тоже хорошие глаза. Знаешь, я бы с радостью тебя нарисовал. Может быть, даже сделал бы твой портрет. Как тебе эта идея?
Сказать по правде, Мэтт мечтал о портрете с того самого дня, как увидел Пип.
– Держу пари, мама будет рада. Может быть, я даже подарю ей его на день рождения.
– А когда у нее день рождения?
– Десятого декабря, – серьезно ответила девочка.
– А у тебя? – спросил он.
Нельзя сказать, что Мэтт стал таким уж страстным поклонником ее матери, но ради Пип он готов на все. Она до боли напоминала ему Ванессу. Но Пип нравилась ему и сама по себе. Отважная малышка, с восхищением думал Мэтт. Подумать только – вырвала у матери разрешение прийти на берег, да еще убедила ее извиниться за свою выходку! Непостижимо! Женщина, что еще вчера поливала его грязью, была не из тех, кто согласится взять свои слова обратно – разве что под дулом пистолета. Может быть, Пип и вправду раздобыла где-то пистолет?