Скрипит выходящая на улицу дверь, и Реми оборачивается. Раймонда! Увидев его там, перед оранжереей, она тоже испускает легкий крик. Она застывает на месте, и именно он вынужден преодолеть отделяющее их пространство. И тот и другой чувствуют себя смущенными. Возможно ли, что эта женщина, такая рафинированная, такая элегантная, обязана была… Еще вчера она помогала ему садиться на кровать; в некоторые дни она его кормила… Он с опаской протягивает руку. Ему хочется попросить у нее прощения.
Раймонда смотрит на него точно таким же взглядом, какой недавно был у Клементины, потом она машинально протягивает ему свою руку в перчатке.
— Реми, — говорит она. — Я вас не узнаю. Вы сумели…
— Да. Без труда.
— Как я рада!
Чтобы лучше рассмотреть, она слегка отстраняет его от себя.
— Какая трансформация, мой маленький Реми!
— Я больше не маленький.
Она внезапно улыбается.
— Для меня вы всегда будете малышом…
Он резко ее обрывает:
— Нет… Особенно для вас.
Он чувствует, как загорелись ее щеки, и неловко берет ее руку.
— Извините меня… Я пока еще не знаю, что со мной происходит… Я немножко стыжусь всего того, что вам пришлось выдержать со мной… Я был нелегким больным, не так ли?
— Теперь это закончилось, — говорит Раймонда.
— Хотелось бы… Вы мне позволите задать вам вопрос?
Он открывает дверь оранжереи и пропускает молодую женщину вперед. Тяжелый, затхлый воздух, пахнет размокшим деревом. Они медленно идут по центральной аллее, и по их лицам скользят зеленоватые отблески.
— Кому пришла в голову идея пригласить знахаря? — спрашивает он.
— Мне. Официальная медицина никогда не внушала мне доверия, а раз врачи рассматривали ваш случай как безнадежный, ничего не стоило попытаться…
— Я не то хотел сказать. Раймонда, неужели вы и в самом деле думали, что я специально притворялся больным, чтобы не ходить? Она останавливается у какого-то дерева, задумчиво хватает нависавшую низко ветку и притягивает ее к своей щеке. Она размышляет.
— Нет, — наконец, говорит она. — Но вы представляете себе, какой вы испытали шок, когда умерла ваша мать?..
— У других детей тоже умирают матери, но их от этого не разбивает паралич.
— Но, мой маленький Реми, затронуты были не ваши ноги, а ваш мозг, ваша воля, ваша память. Паралич служил вам чем-то вроде убежища.
— Сказки какие-то!
— О, нет! Только знахарь Мильзандье объяснил нам, что с вами произошло.
Он считает, что теперь вы очень быстро поправитесь.
— Выходит, он меня еще не совсем вылечил.
— Да нет, увидите, вы станете нормальным человеком. Еще несколько сеансов, и вы сможете заниматься спортом, плавать, делать все, что угодно. Все зависит от вас, от вашего желания. Мельзандье нам сказал: "Если он любит жизнь, я за него ручаюсь. " Это буквально его собственные слова.