Двусмысленная улыбка записного соблазнителя тут же погасла. Катберт глазам своим не верил: его страстная возлюбленная прямо на глазах перевоплотилась в одержимого кинематографиста.
— От души надеюсь, что Робби оставил несколько скоростных кассет, — бормотала она себе под нос, в спешке натягивая шорты. В такой ситуации любой выглядел бы комично, но молодую женщину, кажется, подробности этикета уже не занимали.
— Подожди минуточку. Нам надо поговорить.
— Вовсе не надо. — Джиллиан изобразила самую что ни на есть равнодушную улыбку, — в целом мире не нашлось бы улыбки бесстрастнее! — Мы же обо всем поговорили перед тем, как я на тебя накинулась, разве не помнишь? Я пообещала, что не стану повторять ошибок десятилетней давности, и слово свою сдержу.
Катберт лихорадочно натягивал джинсы.
— Черт подери, Джиллиан…
— Все в порядке. — Молодая женщина отпрянула назад и зашарила рукою по камню, ища дверной проем. — Я не жду от тебя заверений в вечной любви, и сама ничего такого на тебя навешивать не собираюсь.
И на этой твердой, решительной ноте она нырнула под каменную притолоку и скрылась в темноте. А Катберт остался один. Прислонившись к стене, он некоторое время недовольно созерцал темный прямоугольник выдолбленного в полу «корыта». Пять минут назад он очнулся от блаженного забытья, и глазам его явилось роскошнейшее из зрелищ: Джиллиан, прекрасная в своей наготе, и губы ее чуть припухли от его поцелуев, а в глазах читаются смятение и паника… Молодая женщина отчаянно пыталась разобраться в себе и в происшедшем, разложить по полочкам то, что они испытали этой ночью…
И смятению этому Катберт ничуть не удивлялся. Он и сам ощущал во рту его резкий привкус. Он-то заключил Джиллиан в объятия, крайне слабо себе представляя, что им делать дальше, да особо и не тревожась на счет будущего, но теперь…
А что — теперь?
А теперь его влекло к Джиллиан еще неодолимее, нежели час назад. Он только что нашел в себе силы признать эту непростую истину, а молодая женщина тут же его и осадила, небрежно обронив, что влюбляться в него не собирается. Но почему-то сейчас ему хотелось услышать отнюдь не это. А нечто совсем другое. В данный момент определение «поверхностный» никоим образом не подходило под описание его чувств к Джиллиан Брайтон.
Катберт поспешно оделся, пытаясь проанализировать помянутые чувства и выстроить их в порядке возрастания значимости.
Раздражение. Страсть. Восхищение. Тревога.
В первую очередь — тревога.
Сурово нахмурившись, Катберт заправил рубашку в штаны, пригнув голову, нырнул в дверной проем и наощупь двинулся через головоломный лабиринт древних развалин. Идти приходилось медленно, чтобы не споткнуться о камень и не врезаться в очередное заграждение. Но вот, наконец, последнее строение осталось позади, и Далтон, наконец-то выпрямившись во весь рост, различил впереди слабое серебристое свечение. Долгожданный выход из пещеры!