– Я не это имел в виду. Просто попытался представить отца, который бы так любил меня, но картина как-то не вырисовывается.
Мадлен растерялась, потому что не ожидала, что в разговоре будут затронуты личные темы.
– Я не совсем поняла, что ты ожидал услышать от меня.
Филипп словно внезапно осознал, о чем говорил.
– Извини, – сказал он с робостью в голосе, которую она не могла не заметить, и его застенчивость тронула ее. – Я совсем не хотел показаться тебе сентиментальным.
Не слово «сентиментальный» предпочла бы Мадлен, скорее «самоуглубленный», но она была абсолютно поражена. Образ, который вырисовывался сейчас, никак не вязался с тем, который у нее уже был. Она ожидала встретиться с холодным и расчетливым бизнесменом, никогда не оглядывающимся на прошлое, а перед ней сидел очень приятный человек, обладающий внутренней силой и личным обаянием.
Филипп поставил тарелку на стол и небрежно откинулся на спинку стула, чтобы передохнуть. Сорочка сильно обтянула мускулистую грудь, и Мадлен вдруг почувствовала сухость во рту. Боже мой, мужчина был восхитителен! Может, это только ее воображение, но он напоминал ей любимого актера, хотя Пирс Броснан наверняка оспорил бы такое предположение. Все же, в самом деле, в этот момент, когда тени гаснущего дня скрывали его лицо, а темные волосы слегка растрепались, Филипп Амберкрофт очень походил на Джеймса Бонда в исполнении Пирса Броснана.
– Расскажи мне, какой день рождения тебе больше всего запомнился, – попросил он, оторвав ее от раздумий.
Мадлен нахмурила брови. Любимый день рождения?
– Думаю, когда мне исполнилось восемь лет, как раз перед смертью отца. В ближайшем от нас городе проходил карнавал. Не могу представить, где отец взял деньги, но мы отправились туда вместе, прокатились на каждом аттракционе и попробовали все возможные угощения. Я даже проехалась на маленьком шотландском пони. Ты знаешь, те, что медленно ходят по кругу. Настоящее удовольствие для девочки, которая никогда даже не видела вблизи живую лошадь. А у тебя?
– Очень хорошо помню. Когда мне исполнилось шестнадцать, я учился в частной школе в Швейцарии. Мои родители не смогли приехать, и я провел все выходные один в горах. Никакого давления извне, никакого надзора, никаких измерений роста.
– Шестнадцатилетие в одиночестве? Звучит довольно грустно.
– Вовсе нет. В первый раз я тогда почувствовал, что мой день рождения не является показателем моей зрелости.
Он произнес «зрелость» с такой иронией, что Мадлен не могла не задуматься, как это можно расти под давлением такой самостоятельности. У нее защемило сердце., Мадлен снова ошеломила его откровенность.