По лицу Петра я понял, что он на меня разозлился.
– С какой целью ты рассказываешь мне все эти идиотские вещи? – спросил он. – Какая связь с нашим фильмом?
– Не будем спорить, – попросил я. – Я могу описать героя фильма только таким, каким его придумал, или вообще никаким. Единственное, что я смогу изменить, – это перевести действие в польские условия, сделать героя художником, скульптором или писателем. Помни: речь идет не о том, чтобы побудить кого-то переходить от одной женщины к другой, а помочь мужчинам понять, что на женщину недостаточно только смотреть, ее надо понимать. Попробую сделать еще одну серию.
Мы перестали спорить, съели вместе обед, который перед своим отъездом приготовила для меня Барбара.
– А ты над чем работаешь? – спросил я его вежливо.
– Мы представили комиссии сценарий одночасового фильма. Прекрасную историю любви шестнадцатилетнего парня к пятнадцатилетней девушке. Такие современные Ромео и Джульетта. Парень воспитывается в люмпенской среде, он одинок. Ему кажется в жизни прекрасным только одно – любовь к пятнадцатилетней соученице. Он ради нее совершает мелкую кражу, потому что хочет купить ей цветы, но попадает в колонию. Девушка его бросает. Он возвращается, находит старый карабин и стреляет в нее.
– Я об этом читал в газете.
– Один писатель сделал из газетной статьи прекрасный сценарий. Историю о старой как мир большой и настоящей любви. Именно такую историю я и ждал от тебя.
– Я не смог бы написать такой сценарий, – признался я с сожалением. – В моем исполнении из этого вышел бы, вероятно, рассказ о родителях девушки, которая погибла от пули. Ибо если вы подобную историю называете большой любовью, то я как раз тот человек, который ненавидит любовь.
Петр уехал незадолго до возвращения Барбары. Естественно, я рассказал ей о нашем довольно бурном разговоре. Впрочем, когда мы уже лежали в кровати, она мне сказала:
– Не пиши больше этих киноновелл, Генрик.
– Почему?
– Возможно, ты прав, когда говоришь, что ты писатель без воображения и не можешь ничего выдумать.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду?
– Ты постоянно описываешь только меня и себя…
– Так ведь это неправда.
– К сожалению, правда. Именно ты был тем хамом, который поспорил с приятелями, что соблазнишь меня, официантку, которая подавала вам кофе. Я была высокомерной, недоступной, никто не решался даже пофлиртовать со мной. И ты разыграл передо мной жалкую, глупую комедию, чтобы завоевать мое доверие. Конечно, я не была ущербной, как эта твоя Рита, но после развода и с маленьким сыном на руках. Но как раз я и была женой офицера, который ободрал мне бедра до крови, и кроме того, потом меня еще долго тошнило при мысли о сближении с каким-нибудь мужчиной. Ты меня научил любви, Генрик. И поэтому я привязана к тебе. Но и ты сам попал в расставленные тобою сети. Влюбился в произведение, которое создал. Повторилась история Пигмалиона, вот почему мы и поженились. Наверное, жаль, что это не вошло в твой рассказ.