Кончилась страница. Я выкрутил ее из пишущей машинки и вложил новую. И начал так:
«Автор переданного мне на рецензию романа является нашей самой выдающейся современной писательницей. Она пишет тонкую, изысканную прозу, а этот ее роман является одной из самых наших прекрасных книг о любви. Правильно пишет госпожа Н. Z., что „в книге сохранился живой миф настоящей, несбыточной любви, миф, который возрождается из поколения в поколение“. Мне кажется, что в наши дни, когда на экраны кинотеатров выходят отвратительные фильмы о сексе, о жестокости, эта изысканная проза очень нужна».
* * *
Мы провели первое в нашей жизни лето без детей, совершенно одни. Это было довольно странное время: у нас возникло чувство, будто что-то в нас самих и вокруг нас кончилось, а ничего нового еще не началось. Я плавал на яхте, как правило, один, и чувствовал себя очень молодым. Я был худой, загорелый, любил, когда издалека меня принимали за молодого человека и кричали с берега или проплывающих мимо яхт: «Эй, ты куда плывешь? Присоединяйся к нам». Но я возвращался домой и после обеда читал или писал, потому что перестроился и стал работать в вечернее время. Я окончательно решил отказаться от диссертации, зато к переаттестации стала готовиться моя жена и поэтому часто ездила в Варшаву в стоматологическую поликлинику.
Уже в середине лета как-то раз вечером, когда мы лежали в своих кроватях, она снова попросила меня:
– Расскажи мне какую-нибудь историю о Мартине Эвене. Мне его иногда так не хватает.
И я рассказал ей такую историю:
В один из июньских дней он увидел на пустом в это время заливе белый парус, приближающийся левым галсом. В этот день озеро было беспокойным, бездна воды казалась черной, только кое-где поблескивали солнечные лучи в водяных брызгах, распыляемых ветром. Полосы белой пены, принесенные бурунами, рисовали на воде изменчивый и несимметричный узор, который то пропадал, то появлялся все в новом и новом месте.
«Омега» плыла фордевиндом, направляясь к прогнившему помосту, который Эвен перебросил от дома и луга через камышовые заросли и болото прямо к зеркалу воды. Однако потом он велел построить вторую пристань уже в канале, но вход в канал с озера был не виден. Старый помост гнил, дно озера покрывалось илом.
Эвен снял с гвоздя бинокль и приложил его к глазам. «Омега» плыла прямо к его старому причалу, поэтому он вышел из дома и сел на скамейку у сарая. Еще раз поднял к глазам бинокль и увидел паруса с грязными подтеками, облупившуюся краску на корпусе, трех парней и двух девушек в кокпите