Мэг была немало разочарована невзрачным видом предмета мужской гордости.
Господи, а шуму-то, а разговоров!
Впрочем, все люди ведь разные. И говорят, эта часть мужской анатомии бывает у кого больше, у кого меньше. Мэг как-то случайно услышала хвастливые речи старшего брата, Квентина, и его друга – те явно гордились размерами своих «достоинств», с пренебрежением отзываясь об орудии бедняги-приятеля. Выходит, и ее ночной гость из тех, кого природа обделила.
Мэг подняла глаза. Часть хижины занимали три кровати, на самой большой из которых – той, что в центре, – раньше спал ее отчим, Чарльз Галлоуэй. После смерти отчима кровать пустовала.
– Нужно уложить его на кровать Чарльза, Джош. Подтащим сначала прямо на одеяле, а там поднимем, ладно?
С огромным трудом им все же удалось затащить незнакомца на постель и уложить на живот. Мэг сморщилась при виде засаленных, грязных волос, разметавшихся по белоснежной простыне. Одному богу известно, какая гадость копошится в этих лохмах. Чтобы избавиться от всякой дряни, пришлось бы потом сжечь постельное белье и даже матрас. Такого расточительства Мэг себе позволить не могла. Быстро сменив в тазу воду, она сдвинула черноволосую голову на самый край кровати и тщательно промыла длинные пряди.
– Иди спать, Джош, – сказала Мэг брату, устроившись на треногом табурете рядом с незнакомцем.
Джош давно уже зевал, веки у него слипались, так что предложение сестры пришлось очень кстати. Мальчик нырнул в постель и уснул, едва голова коснулась подушки.
А Мэг было не до сна. С каждой минутой жар у ее ночного гостя все усиливался, и никакими обтираниями и холодными компрессами ей не удавалось сбить температуру.
Через некоторое время незнакомец стал метаться по постели и бредить.
– Собаки! Отгоните собак! – хрипел он в ужасе, едва шевеля потрескавшимися губами.
– Ну-ну, тихонько... – прошептала она, накрыв его руку своей. – Все хорошо, вы в безопасности...
Ее шепот чудом проник в разгоряченное лихорадкой сознание; больной ненадолго затих и только крепко стиснул руку Мэг, цепляясь за нее как за последнюю надежду.
Много раз в тишине невыносимо долгой ночи раздавался отрывистый, натужный хрип:
– Я Арлингтон... Почему вы не верите мне? Клянусь, это правда! Я Эрл... Эрл Арлингтон.
А еще он снова и снова звал Рейчел... а Мэг с какой-то странной щемящей тоской в сердце гадала, кем ему приходится эта неизвестная женщина... Женой? Любимой?
Как ни долго длилась ночь, но ей на смену пришел рассвет нового дня – последнего дня в жизни незнакомца. Мэг была в этом уверена. Слезы жалости обожгли ей веки. Несчастный. Умирает вдали от родных, от Рейчел, о которой так тоскует, от всех близких и любимых людей, кто мог бы вспомнить его добрым словом, поклониться могиле...