Она встала на диван и сказала:
— А я хочу танцевать голая!
У Боба радостно засияли глаза:
— О, началось, кажется! Юстинов, проснись, Ирка твоя дозрела.
Боб потирал руки в предвкушении ожидаемого.
— А я хочу танцевать голая! — повторила Ирка, и вся, и всякая решимость горела на ее лице.
Она задрала ногу (без туфли) и поставила на стол, прямо в макушку большого торта.
Теперь все обратили внимание на нее, без исключения.
— Ир, пошла вон со стола, — сказал Юстинов, еще спя.
— Голая хочу! — заорала Ирка так, что я вздрогнул. И тут он проснулся.
— Ну что за дура, как нажрется, сразу ей голой хочется. Ты и так одеваться не успеваешь!
Боб, как патриций, с причмокиванием ожидал действия, обняв именинницу.
Ирка встала второй ногой на стол и сделала па. Что-то, зазвенев, хрустнуло, звякнуло, разбилось. Кажется, хрусталь.
— Ира, я кому сказал, приди в себя. — Юстинов приходил в себя тоже. Мне уже становилось нехорошо, так как я предчувствовал близящееся.
Ирка схватила край короткого платья и задрала его до пояса.
— Саш, у нее классные ноги, а? — Боб глядел и улыбался.
— Ира, если ты не слезешь сейчас со стола, я тебе таких п…й надаю, что ты у меня забудешь свое имя. — Как всё в мире, Юстинов повторялся.
Ирка стала прыгать на столе, в тарелки. Юстинов соскочил с дивана и бросился к ней, так как она поднимала платье уже выше пояса и — билась посуда. Яша перехватил его, предупредив, он легко и быстро снял Ирку со стола и поставил на пол. И в этот момент Юстинов сбоку дал ей гремящую пощечину. Яша успел поймать его вторую уже занесенную руку и сказал:
— Не надо было, Андрюша.
Сказал очень укоризненно, Ирку было жалко. Но не Бобу, ему было весело:
— Ирка не может жить без внимания. Ей сцена и акт нужен, она актриса.
И тут Ирка пришла в себя.
— Ах ты, сука. — Она впервые подняла голос против Юстинова, но это был поворотный пункт, переламывающий, основополагающий, хотя и в своей вторичности момент, — на кого ты руку поднял? На меня! — Она орала. — Да чтобы ты еще со мной или я когда под тебя легла! Говно, — вопила она благим матом, — ты же даже не мужик. — (Это я подозревал давно.) — Не лягу с тобой больше никогда!
— Ляжешь, никуда не денешься, а за оскорбление сейчас еще по роже дам.
— Не лягу, ублюдок, никогда. Хватит мне абортов и воспаления придатков. Я… я с Лилькой Улановой е…сь, понял, да!
Мне стало нехорошо внутри; благо на Иркины слова никто не обратил внимания.
— Скажи, Саш, я это делала?! Делала, делала!!
— Ир, не неси херню, — завелся Юстинов (ревнует, что ли?), — а то вышвырну на улицу.
— Я сама пойду, от тебя на край света сбежит любая.