Савоня, подобрав полу бушлата, подравнивает обгорелые лохмотья, складным ножичком чекрыжит прямо по ноге.
– А и крепкая холера! Сколь годов ношу, другой раз ею заместо весла правлюсь – и не трескается! Што за матерьял такой? Вот и в огне побывала…
– Ты давай и другую порточину подрежь, – добродушно похохатывает Дима-большой. – Как у Ритки, шортики сделай. По моде!
– А и дела! – Савоня в конфузливом смешке оглядывает кургузую штанину. – Чистый турист!
– Иди, бать, в-выпьем… – икает Дима-маленький. Он оборвал все пуговицы на рубахе, выпустил одну полу из штанов и теперь, свесив голову, полусонно сидит на лавке, синея какой-то расплывчатой татуировкой на больнично-белой груди. – У меня дядька т-тоже… на заду к-качается… Все ч-четыре колеса, п-по-нял? Пижжоны! Да про историю все… т-тырятся… Покажи им, б-бать, как она д-делается… Падлы… Глядите и з-запоминайте… Ленарда Недовинченный. М-махали вы ево, понял? Морды щас буду б-бить…
– Слушай, не заводись, – просит Дима-большой.
– Зачем вы его брали? – морщится Рита и по-свойски запускает руку в карман Димы-большого, достает сигареты. – Он совсем невменяем…
– Набью! – икает Дима-маленький. – Кыбырнетику и н-набью…
– Поехали-ка лучше к тете Фене, а, друг?
– Ой, поедемте, поедемте, мальчики! Спать хочется – ужасно!
Было только три часа с небольшим, а уже над темной гривой леса по ту сторону залива всходило раннее онежское солнце. Оно вставало неяркое, стылое, и на него можно было смотреть не застясь. Низкие слежалые облака тотчас урезали его наполовину, а потом и скрыли совсем.
Возвращались по тихой воде.
Онега, наплескавшись за ночь и наволочив на себя пухлое одеяло облаков, умиротворенно дремлет в утреннем забытьи. Вскидывается зоревая рыбешка, хороводясь, дробит сонную воду, оставляя после себя медленно разбегающиеся колечки, похожие на шлепки дождевых капель.
– Сорога играет, к дождю, однако! – щурится из-под картуза Савоня и, обернувшись, глядит, как лодка пашет на два отвала мягко сияющее раздолье. – Скоро паровой окунь пойдет, На мелкое, на луды. – И поясняет, выкрикивая: – Это который табунится по теплой воде, по пару! Еще не время ему. Черема По островам не отцвела! Рано быть паровому!
– Со скольких там… б-буфет? – Дима-маленький перевешивается через борт, плещет в лицо с ладони, пьет и шумно отфыркивается.
– Что, друг, перебор? – усмехается Дима-большой. – Два туза?
Дима-маленький молча валится на осочную подстилку и натягивает на себя куртку. Скоро из-под нее раздается засосный храп.
– Все! Этому уже Карелия снится… – кивает Дима-большой и, насмешливо разглядывая обшарпанные сандалии, торчащие из-под голубой куртки, напевает: