Ужас, шок, страх — парализовали ее. Пригвожденная к месту этим открытием, она даже забыла о том, что нужно дышать. Вероятно, в скором времени, она превратилась бы и в соляной столб, но тут ее муж пошевелился, чуть слышно вздохнул, будто бы просыпаясь и вот уже она мчалась со всех ног куда глаза глядят, подальше от этого места, от этого проклятого дома и почти бывшего мужа…
В голове ее только звучало одно его имя, стократным эхом все повторяя и повторяя — «Джослин! Джо-о-слин! Джослин! Это был Джослин!».
Уже значительно позже, она вспомнила, как он легкомысленно заявил, что у него нет семьи…
От резкого толчка, Гейл практически свалилась с сиденья.
Вцепившись в потертую кожу сиденья, она чудом осталась на месте. Глаза испуганно приоткрылись и на какое-то время ее оставили воспоминания. Она чутко вслушивалась в площадную ругань возницы с каким-то мальчишкой, который зазевавшись, чуть не угодил под копыта лошади…
Но она так и не рискнула выглянуть из окна, боясь быть узнанной, поэтому терпеливо ждала окончания этой жаркой баталии, даже не смотря на то что ей было холодно и так хотелось поторопить возницу.
Через пять минут, экипаж продолжил свой размеренный ход и ее вновь охватили воспоминания…
Она забыла в той комнате свое ожерелье. Она даже не вспоминала о нем, пока не достигла безопасности своей комнаты в «Олбани»[3], где на туалетном столике лежал раскрытый бархатный футляр.
Вместо того, чтобы бежать в комнату Элиота, что она намеривалась сделать в первую очередь, она села на стул перед этим футляром и разревелась. Не удели она своему «позору» так много времени, она бы успела перехватить Эллиота до того, как тот скрылся из города.
Перевернув страницу «Таймс» и пробежав глазами по заголовкам, Джослин отложил еще сырую газету в сторону.
Ничего интересного.
Закинув ногу на ногу, он не спеша оглядел комнату, в которой мужчины всех возрастов читали газеты, курили сигары или трубки — кто что предпочитал, и распивали чай.
Пожалуй, он был здесь единственным, кто начинал это утро с хорошего бокала «Шабли». И, пожалуй, впервые, его любимый клуб «Брукс» напоминал ему дамский кружок по рукоделию.
Нетерпение, что изводило его вот уже вторые сутки, не давало ему спокойно побыть дома и чтобы избежать тянущихся до бесконечности часов, он пришел сюда, надеясь, за разговорами или игрой в карты, убить время. Но как оказалось, по утрам в «Бруксе» — джентльмены предпочитали попивать чай, читать газеты и курить свои дурацкие сигары. Никто, кого он видел перед собой, не был расположен к разговору, и никто не выражал даже проблеска любопытства, когда он попросил лакея принести ему игральные карты.