Лишь вечером, рассказывая Тони о своем похождении и демонстрируя тому злополучный кошелек, он не досчитал там и половины прежней суммы.
С тех пор, прошло немало времени. Как-то совершенно случайно, он успел обнаружить их местопребывание, завязал довольно-таки странные полу дружественные отношения, и даже один раз вытащил из кутузки самого Разбойника, но даже сейчас, общаясь с ними, он чувствовал угрызения совести, жалость и вечно опасался подвоха…
— Постой!
Разбойник, словно нехотя остановился.
— Я все давно хотел спросить тебя… У тебя есть родители, родные?
Разбойник отвел взгляд, пожал плечами.
— А что? Жалость разобрала? — Он вновь обернулся к нему и Джос поразился, такая в них сверкала ярость. — Уж не о приюте вы подумали, глядя на меня, а? Представляю ваши мысли — бедный мальчик, на улице так холодно… — Разбойник расхохотался. — Не стоит, милорд, не стоит! Я уже был там, и чтоб мне сдохнуть, тюрьма намного лучше этого…
— Хватит притворяться. Я знаю, что ты не спишь.
С нее рывком стянули покрывало и холодный воздух мгновенно коснулся ее обнаженной кожи. Селина яростно зашипела. Но не успела она вскочить с кровати, как теплое покрывало вновь плюхнулось на нее.
— Не стоит начинать утро, как дикая кошка. Я же предупреждал тебя…
Он возвышался над ней, как столб. Длинный, бесчувственный столб.
У нее прямо-таки слипались глаза и она так хотела спать, что ее даже слегка подташнивало. Сдернув с нее покрывало, Тони словно обдал ее арктическим холодом, по крайней мере, вся ее кожа покрылась противными мурашками и ее залихорадило.
Вызывающе завернувшись в теплое одеяло, она упрямо продолжала сидеть, однако позволила одному краю сползти, совсем чуть-чуть, но так, чтобы сквозь эту прорезь была видна часть ее сливочно-кремовой груди. Ничего особенного, так, один намек, однако и этого намека вчера ночью было достаточно, чтобы Тони окончательно потерял голову.
Она знала, что по утрам выглядела особенно соблазнительно. Припухшие глаза становились томными, ленивые движения кошки могли заворожить кого угодно… Она даже облизала пухлые губы. Ей не хотелось, чтобы Тони думал о ней, как о дикой кошке. Это отвратительно.
Пусть она на него рассерженна, но сейчас, когда он с высоты своего роста взирал на нее с непроницаемостью сфинкса, она чувствовала, что власть на его стороне. А пока он властвовал, у нее было всего лишь одно оружие — ее красота. О-о, когда-нибудь наступит и ее время! Когда-нибудь не он, а она будет повелевать им. Уж тогда-то она и припомнит ему эти сдергивания покрывал, язвительные шуточки, непроницаемый вид, она всласть потешиться над ним и… простит конечно, ведь она все-таки любит его, пусть он и делает все возможное, чтобы она почти забыла об этом.