— Я думаю, он прав, милорд, — послышался голос Дункана.
Гэлен посмотрел направо — погруженный в раздумья, он совсем забыл про Дункана.
— Да-да, милорд, — подтвердил тот, — она действительно тверда духом.
Гэлен промолчал. Было очевидно, что все его люди думают сейчас о молодой англичанке, ехавшей в повозке. Впрочем, ничего удивительного, ведь она их будущая госпожа.
— Кто тверд духом? — спросил подъехавший к ним Ангус.
— Саксонка, — усмехнулся Гэлен.
Дункан же повторил все то, что недавно говорил Томас.
— Она защищала свою старуху и проткнула Большого Робби кинжалом, — сообщил Гэлен.
— Это просто царапина, — пробурчал Робин, подъезжая к предводителю.
Теперь пятеро всадников ехали в ряд, а остальные воины прислушивались к их разговору.
— Но рана сильно кровоточила, — заметил Дункан. — У нее вся рука была в твоей крови. Да и накидка твоя залита кровью.
Робин оглядел себя и выругался.
— Эльфреда съест меня живьем, прежде чем я успею объяснить ей, что это только царапина.
Все усмехнулись, так как знали, что Большой Робби действительно побаивается жены, причем побаивается неспроста.
— Возможно, ты прав, — в задумчивости пробормотал Ангус, не обращая внимания на жалобы Робина. — Пожалуй, это и впрямь твердость духа. А то я уж подумал, что она просто-напросто глупа. Нет, пожалуй, это все-таки твердость духа.
— Будем надеяться, — кивнул Дункан. Немного помолчав, добавил: — Может, это глупость, но и храбрость тоже.
Все утвердительно закивали, впрочем, без особого восторга.
— Да-да, конечно, — продолжал Дункан, — скорее всего храбрость. И ведь попытаться удрать в повозке… Любая другая англичанка на ее месте просто разрыдалась бы, и только.
И снова все закивали. На сей раз с явным одобрением. Дункан же, криво усмехнувшись, проговорил:
— Да, тверда духом, поэтому непременно снова попытается удрать. А может, уже удрала.
Все пятеро внезапно остановились и, обернувшись, уставились на повозку. Когда она к ним подъехала, они окружили ее и убедились, что женщины по-прежнему спят на шкурах.
— Она слишком устала, — пробормотал Дункан после минутного молчания.
Вдруг Томас свесился с седла и с озабоченным видом приложил ладонь ко лбу девушки. И только сейчас Гэлен заметил лихорадочный румянец на ее щеках.
— Жар? — спросил он с беспокойством.
— Да. И сильный, — ответил Томас.
Он выпрямился в седле, вытащил ногу из стремени и спрыгнул в повозку. Старуха мгновенно проснулась и взглянула на свою госпожу. Затем уставилась на склонившегося над ней шотландца.
— Оставь ее, негодяй! — закричала она.
— Не беспокойся, я не причиню ей зла, — проворчал Томас, осматривавший молодую пленницу.