— Говорит Джинни, — послышался голос на другом конце. — Оставьте, пожалуйста, сообщение и не забудьте назвать номер вашего телефона. Записных книжек я не люблю, а память стала совсем дырявая.
Би-и-ип.
Джесс невесело улыбнулась.
— Джинни, — сказала она в трубку, — это Джесс. Я хотела узнать, как у тебя дела… Кстати, Филип согласился взяться за мое дело. Позвони, когда сможешь.
Затем Джесс начала гладить, удивляясь, насколько ей стало лучше от одного только звука голоса Джинни. Теперь она чувствовала себя не такой одинокой.
Джинни переключила телевизор с «Колеса Фортуны» на новости Си-эн-эн, потом обратно и сказала в экран:
— Дела у меня идут хорошо, мисс Джессика. Спасибо за внимание.
«Хорошо, насколько возможно». Она слышала, как Консуэлло сказала это одному типу, желавшему немедленно купить фирму Джейка. Так Консуэлло ответила на его расспросы о душевном и физическом здоровье Джинни.
Она провела ладонью по спутанным волосам, по серой фланелевой штанине. Интересно, а могут ли быть хороши дела женщины, муж которой упал замертво?
Теперь Джинни переключилась на канал «Открытия», где шел увлекательнейший репортаж о любовных играх североамериканских ласок.
Джесс знала, что если успеет решить все вопросы до обеда, то, выскользнув на улицу, не встретит никого из знакомых. Разумеется, кроме Уэнделла. Между прочим, работодатель Джесс, Уэнделл, гомосексуалист средних лет, всегда неплохо относился к ней и, видимо, считал Чарльза, как и большинство других членов клуба мужского пола, надутым эгоистичным ничтожеством.
В этом отношении Уэнделл, безусловно, был прав.
Темно-зеленый с вкраплениями масляно-желтого, решила Джесс, внимательно осматривая банкетный зал, где постоянно проводила скучные вечера, сидя рядом с надутым эгоистичным ничтожеством. Она принужденно улыбалась и делала вид, что великолепно проводит время. А потом все кончилось. Когда Мора пыталась покончить с собой, Джесс и Чарльз с поля для гольфа помчались в больницу. Мора потеряла ребенка. Брак Джесс рухнул, поскольку фундамент его прогнил.
Впрочем, нет — он был гнилым с самого начала. После этого Джесс уже не приходилось утруждать себя, латая дыры и поддерживая видимость семейного счастья.
— Ну как, выбрали? — обратился к ней Уэнделл.
Джесс тряхнула головой, чтобы избавиться от образов прошлого, и показала ему образец материи:
— Темно-зеленый для мужских глаз и масляно-желтый для нежных женских.
— Ха-ха! — воскликнул Уэнделл. — Нежных женских! Мне казалось, вы должны лучше их знать.
— Я думаю, — продолжала Джесс, — взять для драпировки зеленый с желтыми цветами и желтой каймой. Деревянная обшивка и обивка стульев в тех же тонах.