Здесь даже чудесная погода мало чем отличалась день ото дня, сезон от сезона, год от года. Авриль повернулась к нему:
— В таком случае, что вы имели в виду, сказав «Артуа — это слишком далеко»?
— Никто не может покинуть остров более чем на шесть дней. Это невозможно — таков закон. — Авриль удивленно подняла бровь:
— Раз так, значит, Антверпен находится не более чем в шести сутках плавания отсюда. Нет… — В ее голосе послышалось явное удовлетворение, она, оживившись, посмотрела на океан. — Всего в трех!
Хок буркнул себе под нос какое-то ругательство, раздраженный тем, что невольно выдал сведения, которые Авриль могла использовать, готовя побег.
Он вскочил на ноги и подошел к ней поближе:
— Авриль, забудьте то, о чем вы сейчас думаете. Вы не сможете сбежать с Асгарда.
Авриль гордо вздернула подбородок и с вызовом посмотрела на Хока:
— Это вы так считаете.
— Дьявол!.. женщина, не веди себя как безрассудная дурочка! — Он схватил ее за руку, ощутив пальцами мягкую ткань плаща. — Если вы утонете или разобьетесь о скалы, ваш ребенок на самом деле останется сиротой!
— Вас это так заботит? — В ее глазах вдруг блеснули слезы. — Я так много значу для вас? При виде слез Хока словно огнем опалило, а от ее слов — окатило ледяным холодом.
— Я пытаюсь заставить вас прислушаться к доводам разума, — хрипло настаивал он. — Логики и разума.
Она стряхнула его руку.
— Разум для меня — ничто. Ваши законы для меня — ничто! Вы не… в-в-вы не…
Она не смогла закончить фразу, охваченная смятением. В это невозможно было поверить! Едва слышным шепотом Авриль взмолилась:
— Хок!
Боль, застывшая в ее глазах, заставила его сердце рвануться из груди. Он невольно протянул руку, чтобы вытереть ей слезы. И все доводы логики и разума покинули его самого. Пальцы зарылись в ее густые волосы, сжались, и он запрокинул ей голову. Другая рука, повинуясь лишь чувственному порыву, обвилась вокруг талии, и их губы слились в еще робком, но горячем и жадном поцелуе. Его поцелуй был полон желания. Желания, которое должно было бы остановить его. Заставить отпустить ее.
Но губы ее были такими мягкими и сладостными, такими полными и соблазнительными, какими он их и представлял с того самого момента, как увидел ее. Как увидел ее во сне. Пальцы Авриль сжались на его обнаженных плечах, но она не оттолкнула его.
Наоборот, обмякла в его руках, и из ее горла вырвался возглас, исполненный такого же страстного желания. Она прижалась к нему, словно потеряв вдруг опору под ногами.
Хок обнял ее еще крепче, сердце его затрепетало, и град внезапно ошеломивших чувств исторг у него из груди сдавленный хрип. Плащ Авриль был распахнут, и Хок ощущал прикосновение мягкого, податливого, теплого тела, тяжесть палившихся грудей с затвердевшими сосками под тонкой тканью рубашки — единственным, что их теперь разделяло.