— Нет, миледи, вы не поедете, — не колеблясь ни секунды, сурово прервал ее Хок; она, конечно же, имела в виду, что убежит, как только представится возможность ступить на родную землю. — Вы останетесь здесь. Я поеду один.
Авриль потупила взор:
— Но без меня вы ее не найдете. И Гастон с Селиной не отдадут девочку какому-то незнакомцу. Ее дядя ни за что не позволит вам…
— Так этот дядя, герцог, живет в окрестностях Артуа? — Хок надеялся, что ребенок находится в Бретани или где-нибудь еще…
…Поближе.
— Да, герцог Гастон де Варенн! — Авриль гордо вздернула голову. — Хок, с этим человеком шутки плохи. Вам даже думать нечего о том, чтобы отправиться туда без меня. Он убьет всякого, кто посмеет приблизиться к Жизели, и…
— Артуа — это слишком далеко, — покачал головой Хок, не представляя, что больше беспокоит его — сам факт, что он серьезно размышляет над подобной идеей, или искреннее сожаление, что идея оказалась неосуществимой. — Это невозможно.
Авриль с минуту молчала. Когда она заговорила вновь, голос ее дрожал:
— Я и сама не хочу видеть, как моя дочь вместе со мной превратится в пленницу, — призналась она. — Ее жизнь и ее свобода значат для меня гораздо больше, чем мои собственные. — Она закрыла глаза, на бледные щеки легли темные полукружья густых ресниц. — Но вы… но с вашей стороны очень благородно, что вы думаете о ее судьбе, Хок. — Она медленно подняла глаза и посмотрела прямо ему в лицо. — Вы не варвар. Я совсем у иного мнения о вас. Прежде мне бы и в голову не пришло, что воин-викинг может быть столь великодушен. И столь заботлив.
Хок не смог ничего ответить: теплота, прозвучавшая в ее голосе, подняла бурю в его сердце. Он не хотел быть ни великодушным, ни заботливым. Он не желал, чтобы его темпераментная супруга с глазами цвета изумруда затрагивала нежные струны его сердца, заставляя вспоминать, каково это — испытывать сострадание.
Чувствовать себя защитником, ответственным за другое существо.
Не только за нее, но и за ребенка, которого он даже никогда не видел.
— Я не так добродетелен! — резко, ответил он, то ли возражая, то ли предупреждая. — Просто я хочу, чтобы здешняя жизнь стала для вас приемлемой.
Авриль встала, задумчиво качая головой:
— Этого не будет никогда.
Он смотрел, как ветер играет се длинными волосами, треплет плащ, облепляя им стройную фигурку.
— Значит, вы лгали мне, — с мягким упреком произнесла Авриль, оглянувшись на Хока. — Если вы можете покидать остров, значит…
— Я единственный, кто может это делать, — железным голосом перебил Хок, — да и я делаю это крайне редко. — В молодости он гораздо чаще позволял себе подобные вылазки, по теперь воспоминания о волнующем внешнем мире со всем его многообразием и переменчивостью стали слишком болезненны. Хоку приходилось заставлять себя возвращаться на Асгард. И оставаться на нем.