На следующей неделе во время их ленча с Барбарой в «Лутесе», Бретт рассказала матери о своих планах.
— Тебе не надо поступать в колледж или работать, ты же знаешь. Но ты прекрасно проведешь время в Париже, — ответила Барбара, вылавливая улиток, плавающих в масле.
В этом была вся она — ни вопросов, ни слов поддержки. Она заказала еще порцию двойного «Манхэттена». Барбаре было всего сорок лет, но годы не жалели ее, как и она сама не жалела себя. В попытке контролировать свой вес, она продолжала принимать амфетамины и депрессанты аппетита, а так как у нее была бессонница, ей требовалось все больше и больше транквилизаторов, которые она запивала «Роздером Кристал» и «Манхэттеном». Свое природное очарование и внутренний блеск она искусно замещала макияжем.
Живя в основном в Нью-Йорке, Барбара проводила сезоны в Бар Харбор и Палм Бич на балах и приемах, но годы шли, и Барбара, дискредитировавшая себя своим безнравственным поведением и неприличными выходками, окончательно выпала из светского календаря.
Бретт очень переживала из-за совсем бессодержательной жизни своей матери, но еще больше утверждалась в том, что свою должна сделать полной и активной. Это подразумевало какую-то деятельность, и для Бретт этой «деятельностью» была фотография.
Бретт держала Лилиан за руку, Альберт; водитель, привез их в аэропорт «Кеннеди», откуда самолетом, только что приобретенным ее дедом, они полетят в Париж. Свен был удивлен принятым решением внучки заняться фотографией. Его единственным замечанием было: «У тебя есть достаточно времени, чтобы создать себя. По возвращении ты как раз будешь к этому готова. Я умею ждать». Бретт была ошеломлена его словами, но очень скоро выбросила их из головы.
«В конце концов у него нет ненависти ко мне», — подумала она и погладила на шее камею бабушки.
Бретт и Лилиан находились в зале отдыха, ожидая своего рейса.
Вдруг в дверях произошло какое-то волнение.
— Мне не нужен билет. Мой отец владелец этой чертовой авиалинии, — услышали они голос Барбары.
Бретт и Лилиан переглянулись: вот уж кого они совершенно не ожидали увидеть. Барбара оттолкнула дежурных и, словно хозяйка этого помещения, большими шагами и нетвердой походкой прошла через зал. Ее наряд был слишком коротким и облегающим, а лицо выглядело так, словно макияж наносили лопатой, она была пьяна.
— Барбара, что ты здесь делаешь? — спросила Лилиан.
— Могу я хотя бы пожелать моей дочери счастливого пути? — грубо спросила она.
Бретт была напугана поведением матери. Ее радостное чувство ожидания новых приключений сменилось на прежнее ощущение тревоги, которое всегда возникало при Барбаре. «Это не честно, — думала Бретт, — она не сможет мне все испортить».