— Полицейский на больничном, — усмехнулся Хафнер. — Этого еще не хватало. Глупости. У вас ведь наверняка даже оружия при себе нет.
Тойеру пришлось согласиться с ним. Некоторое время он мучительно подыскивал доводы, почему тем не менее он владеет ситуацией, и тут ожил мобильный телефон.
— Положение идиотское, — сразу, без преамбул, сообщила Ильдирим. — Компетентные чиновники в Дармштадте хотят знать все детали и, главное, переговорить с господином Зельтманном, прежде чем выделять подкрепление. Зельтманна же нигде нет. Я несколько раз звонила в его кабинет, ведь у него сегодня обычный рабочий день, так что заместителя он не оставил, но сам как сквозь землю провалился. Его мобильный включен, но работает только голосовая почта. Жена понятия не имеет, где он. Ей он сказал, что едет на службу. Она волнуется. Я пыталась также поговорить с Момзеном, но сопляк ничего и слышать не желает о работе, пока не оправится от ветрянки. Вернца тоже нет на месте.
— Начало лета, прекрасная погода, — сказал Тойер. — Люди, вероятно, затосковали в четырех стенах. — Он задумался — затосковали по чему? Ведь солнце тут ни при чем, и даже он, даже он временами, когда наступали теплые дни, испытывал желание уйти прочь из дома. — Человек в одиночестве — ничто, — прошептал он.
— Что?
— Ничего. Я хочу сказать, что мы до сих пор так и не сумели ничего узнать.
— Что вы рассчитывали узнать на автомагистрали? Вы ведь еще не прибыли на место.
— Да, точно. В самом деле. Да-да.
— Тойер… — В голосе прокурора зазвучала личная нотка. — Я ничего из сказанного мною не хочу брать назад, разве что мои слова про дважды идиота. Если все пройдет гладко, мы поговорим еще раз. Но, вероятнее всего, дело примет катастрофический оборот. Допустим, Хафнер пристрелит какого-нибудь жителя Гессена, который, на свою беду, будет сидеть в инвалидном или даже в обычном кресле, а то и просто окажется на его пути, и вы перейдете в частные детективы. Тогда вам наверняка понадобится секретарь-машинистка, верно?
— Всегда пожалуйста, — любезно отозвался Тойер, — с удобным для семьи графиком работы. И с пятью перерывами в день для молитвы, обращенной к Мекке.
— Дурак, — сказала Ильдирим, но в ее голосе слышался смех.
В местечке Хундсбах грубый деревянный щит, размалеванный дикими красками, указывал дорогу в лес.
— В бордель так не заманивают, — заявил Хафнер и небрежным щелчком направил окурок в сухие кусты. — Значит, это забава для детей.
Все пропустили мимо ушей безвкусное наблюдение Хафнера и молча доехали до места. Тойер опасался, что его нервная система не выдержит постоянных перегрузок и сдаст в самый неподходящий момент. Вытаращив глаза, он разглядывал Дом чувств.