— А теперь, — сказала Мариса, — ты начнешь мне говорить, что не можешь развестись из-за всех этих буржуазных причин — карьера, статус, положение в обществе, имущество, деньги.
Так и есть, подумал Кальдерон, и лицо его в темноте набрякло. Именно поэтому он не может развестись. Тогда он потеряет все. Он только-только начал по кусочкам склеивать свою карьеру после чудовищной истории с Мэдди. Ему помогло не только родство с председателем Совета магистратуры Севильи, но и женитьба на Инес. Если сейчас он с ней разведется, его карьера может легко пойти наперекосяк, друзья от него отвернутся, он потеряет свою квартиру и станет беднее: Инес позаботится об этом.
— Конечно, здесь есть буржуазное решение, — проговорила Мариса.
— Какое? — спросил Кальдерон, поворачиваясь, чтобы посмотреть ей в лицо между ее торчащими сосками, и вдруг преисполняясь надежды.
— Ты мог бы убить ее, — сказала она, разводя руками: пара пустяков.
Сначала Кальдерон улыбнулся, толком не вникнув в ее слова. Потом улыбка превратилась в усмешку, и он захохотал. При этом его голова подпрыгивала на плоском животе Марисы, все выше и выше, по мере того как ее мышцы напрягались от смеха. Он сел в постели, колыхаясь от хохота, восхищенный изумительной абсурдностью идеи.
— Мне, ведущему судебному следователю города Севильи, убить свою жену?
— Обратись за советом к ее бывшему мужу, — предложила Мариса. Ее живот все еще трепетал от смеха. — Он наверняка знает, как совершить идеальное убийство.
Севилья
6 июня 2006 года, вторник, 05.30
Мануэла Фалькон была в постели, но не спала. Было полшестого утра. При зажженном ночнике, лежа на спине и согнув ноги в коленях, она пролистывала «Вог», но не читала, даже не смотрела фотографии. У нее в голове теснилось слишком много мыслей: каталог ее недвижимости, деньги, которые она задолжала банкам, социальные пособия, недостаточный доход от аренды, гонорар адвокату, два договора, которые она должна подписать этим утром и которые обратят ее капитал в восхитительно текучую реку наличных.
— Ради бога, успокойся, — пробормотал Анхел, просыпаясь в постели рядом с ней. Спросонья он был вял, к тому же чувствовал легкое похмелье после коньяка. — Ну что ты так переживаешь?
— И ты еще спрашиваешь? — возмутилась Мануэла. — Договоры, сегодня утром.
Анхел Зарриас поморгал в подушку. Он забыл.
— Послушай, дорогая, — сказал он, переворачиваясь на спину, — ты же знаешь, ничего не изменится, если ты будешь все время об этом думать. Все происходит…
— Я знаю, Анхел, все происходит, когда происходит. Но даже когда это понимаешь, все равно есть какая-то неопределенность