Трансито сбросила последнюю вуаль, и ее великолепная нагота так поразила меня, что я вдруг почувствовал смертельную усталость, а член, подобный увядшему цветку, не проснулся.
— О, Трансито! Думаю, что я уже стар для этого, — пробормотал я.
Но Трансито зашевелила татуированной змеей вокруг пупка, гипнотизируя меня мягким очертанием своего живота, одновременно убаюкивая голосом охрипшей птички и рассказывая о прибылях кооператива и преимуществах каталога. Мне стало очень смешно, и мало-помалу я почувствовал, что мой собственный смех действует на меня как бальзам. Пальцем я попытался следовать за линией змеи, но он соскользнул с татуировки. Я удивился, что эта женщина, которая была не первой и не второй молодости, обладала такой упругой кожей и такими крепкими мышцами, что была в состоянии приводить в движение змею, которая, казалось, жила собственной жизнью. Я наклонился поцеловать змейку и обрадовался, что она не надушена. Горячий и крепкий запах, идущий от ее живота, наполнил все мое существо, пробуждая в крови огонь, который, как я считал, уже давно погас. Не переставая говорить, Трансито широко раздвинула ноги, поправила мягкие колонны бедер привычным жестом, устраиваясь в удобной позиции. Я покрывал ее тело поцелуями, вдыхал его запах, тревожил его, лизал, забыв о трауре, о грузе своих лет, и желание вернуло мне силы прежних времен.
Не переставая ласкать и целовать ее, рывками, в отчаянии я скинул одежду, но, счастливый, убедился в твердости своей мужской плоти, погружаясь в теплое и милосердное лоно животного, которое предлагало себя, воркуя голосом охрипшей птички, обвивая руками богини, поражая силой бедер, пока я не потерял всякое представление обо всем на свете и не взорвался от наслаждения.
Потом мы отмокали в ванной с теплой водой, пока моя душа не вернулась в тело и я почувствовал себя почти излечившимся. В какой-то момент я с улыбкой подумал, что Трансито являлась именно той женщиной, которая мне всегда была нужна, и что рядом с ней я мог бы вернуться к тому времени, когда был способен подхватить на лету здоровенную крестьянку, взвалить ее на круп лошади и отвезти против ее желания в кусты.
— Клара… — пробормотал я нечаянно и почувствовал, как по щеке стекает слеза, а потом еще одна, еще, пока я не захлебнулся в рыданиях, потому что это был ливень слез, удушье от тоски и печали, и Трансито без труда распознала, что это, ведь у нее был долгий опыт встреч с горюющими мужчинами. Она не мешала мне выплакать все несчастья моих одиноких дней, а потом помогла выйти из ванны, заботливо, точно мать, вытерла, сделала массаж, отчего я стал мягким, как приготовленное к выпечке тесто, и укрыла меня, когда я задремал в постели. Она поцеловала меня в лоб и вышла на цыпочках.