Вмешательство Ферулы только усилило душевную тревогу Эстебана. Каждое препятствие, которое воздвигала его сестра между ним и Кларой, он старался отбрасывать, как бы обходить стороной. Он стал ненавидеть своих детей, ибо они, как ему казалось, ни на шаг не отходили от матери; он повез Клару туда, где они провели медовый месяц; они снимали на уик-энд гостиницу, но все было напрасно. И он убедил себя, что во всем виновата Ферула, — это она посеяла в его жене зловредное семя, мешавшее ей любить его, это она запретными ласками похищала для себя то, что принадлежало ему как мужу. Он зеленел от злости, когда видел, что Ферула купает Клару, он вырывал из ее рук губку, с силой выталкивал ее из ванной комнаты и вытаскивал Клару из воды. Он высмеивал жену, говорил, что в ее возрасте разрешать купать себя — это порок, и кончал тем, что вытирал ее, закутывал в халат и уносил в постель с чувством, что сам становится смешным. Если Ферула подносила его жене чашку шоколада, он вырывал чашку из рук сестры и ворчал, что она обращается с Кларой, как с увечной, если Ферула, желая спокойной ночи, целовала ее, он отталкивал сестру и говорил, что нехорошо часто целоваться; если она выкладывала на тарелку Клары лучшие куски, он в бешенстве выходил из-за стола. Брат и сестра стали явными соперниками, они обменивались взглядами, полными ненависти, старались унизить друг друга в глазах Клары, шпионили друг за другом, во всем друг друга подозревая. Эстебан перестал ездить в деревню — теперь за все, в том числе и за скот, отвечал Педро Сегундо Гарсиа. Он перестал встречаться с друзьями, играть в гольф, работать, и все ради того чтобы постоянно следить за сестрой, он тотчас, если она шла к невестке, заступал ей дорогу. Атмосфера в доме стала удушливой, напряженной и мрачной; даже Нянюшка стала угрюмой. Единственной, кто оставался совершенно чужд тому, что происходило вокруг, была Клара, которая в своей рассеянности и наивности ни на что не обращала внимания.
Взрыв ненависти между Эстебаном и Ферулой произошел далеко не сразу. Они то притворялись, что заболели, то обижались на всякого рода мелочи, но раздражение все время нарастало, и в конце концов захватило весь дом. Тем летом Эстебан вынужден был поехать в Лас Трес Мариас — в разгар работ Педро Сегундо Гарсиа упал с лошади, разбил голову и попал в больницу к монахиням. Едва Педро встал на ноги, Эстебан тотчас вернулся в столицу. Домой он ехал с дурным предчувствием, с жалким желанием, чтобы произошла какая-нибудь драма, хотя драма произошла уже давно. В город он прибыл в середине дня и поехал прямо в Клуб, где сыграл несколько партий в бриску