— Но…
— Это не делает чести ни мне, ни артистам. И если ты хочешь со мной поговорить, Крессида, то, пожалуйста, сделай это как положено, договорись о встрече через мою секретаршу. А теперь будь так любезна, оставь нас.
В глазах Стефано что-то блеснуло, но он ничего не сказал, и Крессиде пришлось выйти, чувствуя себя глубоко уязвленной. Но к тому времени, как она вернулась в гримерную, ее ярость возросла еще больше, она просто кипела от бешенства. Она еще больше злилась на Стефано, потому что знала, что действительно позволила себе вольность, ворвавшись в кабинет Джастина.
Она сидела, размышляя, когда в дверь раздался знакомый стук. Она бросилась открывать и увидела Стефано, с безмятежным видом стоящего на пороге. На нем был великолепно сшитый светлый костюм, который он ухитрился не запачкать гримом, проходя по театральным закоулкам. При виде его красивого насмешливого лица у нее потемнело в глазах. Бранное слово выскочило, прежде чем она успела подумать:
— Ты ублюдок! — прошипела она.
Он отступил в притворном ужасе и прижал палец к губам:
— Шшш, — прошептал он. — Тебя же услышат, а ты ведь не хочешь этого? Если собираешься оскорблять меня, лучше сделай это без свидетелей, — и быстро проскользнул в гримерную, закрыв за собой дверь, а затем оглядел Крессиду спокойными темными глазами, в которых, однако, плясали насмешливые бесенята. — Если, конечно, — проговорил он, — ты не предпочтешь разрядиться каким-нибудь другим способом. У тебя такой вид, дорогая, — улыбнулся он, как будто ты собираешься совершить надо мной насилие.
— Вот именно! — отрезала она и увидела, что огоньки в его глазах заблестели сильнее.
— Ну что ж, ударь меня, — подразнил он, глядя сузившимися глазами на ее губы. — Может, хочешь дать мне пощечину? М-м-м? Может, тебе от этого станет легче? — Его голос приобрел глубокие бархатные нотки. — А может, я знаю секрет, как сделать так, чтобы тебе стало легче?
Казалось, он специально провоцирует ее, подумала она, безуспешно стараясь сдержать себя в руках. Она чувствовала, как бесстыдны ее соски, выпирая из-под тонкой ткани хлопчатобумажной рубашки, посылая ему сигналы настолько явные, как будто она просто написала об этом на листке бумаги и протянула ему. Кровь прилила к щекам, она чувствовала, что все тело пульсирует в неистовом желании, и с каждой секундой эта пульсация становится сильнее. Как могла она одновременно так ненавидеть этого человека и с такой страстью желать его, забыв обо всем на свете?
Она глубоко вздохнула, понимая, что от его проницательных глаз не ускользнуло ничего, и, поймав в зеркале свое отражение, поняла, что даже глаза выдают ее, расширенные зрачки выражали только одно…