Очутившись в квартире, ни один из них не сдвинулся с места, чтобы включить свет. Дверь в гостиную была открыта, через незанавешенные окна виднелось небо, освещаемое вспышками грозы. Глядя на него своими огромными глазами, она с отчаянием подумала, что это знак судьбы — ведь в их свадебную ночь тоже бушевала гроза. Но после сегодняшней ночи она уже больше никогда его не увидит.
— Хочешь кофе? — заботливо спросила она. Он чуть засмеялся.
— Кофе? О, дорогая, наверное, нет. — И его голос зазвучал глухо и обольстительно. — Ты ведь знаешь, чего я хочу. Чего мы оба хотим.
Она покачала головой. Она молила Бога, чтобы он дал ей силы не поддаться. Но, казалось, что сил сегодня явно недоставало.
— Нет, я не хочу. — Поглядев на него, Крессида похолодела от волнения и страха. Она поняла, что сегодня он явно не настроен быть только «другом». В полумраке она чувствовала, как до нее доходят исходящие от него волны желания. Видела его горящие, как бриллианты, глаза, прикованные к бешено пульсирующей жилке на ее запястье.
— Не хочешь? Тогда, наверное, мне придется тебе напомнить, прелесть моя, — пробормотал он.
В ней не осталось ни капли твердости, но достаточно разума, чтобы понимать, стоит позволить ему сделать то, о чем он говорил, это все равно, что подписать себе смертный приговор.
— Нет, — сказала она, вложив в ответ остатки собственных сил. — Нет. — Повернулась и ушла в гостиную.
Он последовал за ней. Ей уже некуда было идти. Она оказалась загнанной в угол, в сети собственного желания. Устремив голодный взгляд на видневшееся в темноте лицо, она себе самой стала противна до тошноты.
— О да, — сказал он спокойно, сняв пиджак, небрежно повесил его на спинку стула. Привычно ослабил узел галстука и расстегнул ворот рубашки.
Маленький мысок обнаженного тела заставил ее вновь испытать прилив желания, и она боялась пошевелиться, чтобы не обнаружить этот жар, который стремительно перерастал в невыносимую боль.
Стефано неотрывно смотрел на нее пожирающим взглядом, его голос звучал почти небрежно, когда он спросил:
— Ты хочешь меня. Крессида? Скажи мне, дорогая?
— Я не знаю.
Когда он услышал ее взволнованный ответ, линия его губ стала еще жестче, а неожиданная вспышка молнии, осветившая комнату наподобие фотовспышки, создала картину гораздо более драматичную, чем те, которые ей приходилось играть на сцене.
— Я думаю, знаешь, — прошептал он. — Ты очень хорошо знаешь. Не бойся. Скажи мне. Или ты хочешь, чтобы я сделал это за тебя?
Она закрыла глаза.
— Нет.
— О, да. Уверен, больше всего на свете тебе сейчас хочется, чтобы я тебя поцеловал. Ведь правда же?