Отойдя на порядочное расстояние от избушки, Альдос замедлил шаги. Он знал, что никогда еще в своей жизни не испытывал такой необходимости привести свои чувства в порядок, как именно теперь. Последние четверть часа произвели в нем настоящую и удивительную революцию. Это была настолько необыкновенная и настолько неожиданная перемена, что он никак не мог освоиться со своим положением и считаться с совершившимся фактом. Правда все более и более становилась для него очевидной по мере того, как он все далее и далее уходил по заросшей тропинке в Миэтту. Но было еще и нечто такое, что не только удивляло и возбуждало его. Прежде всего он не мог не видеть комизма своего положения. Он, Джон Альдос, — и вдруг так обезличил себя, так отрекся от себя, — и притом для женщины. Он зашел так далеко, что принес ей в жертву свое самое лучшее и значительное произведение. Ведь он искренне сказал ей сам, что она интересует его больше, чем все его книги. И он старался убедить себя в том, что это было не признанием себя побежденным, а именно самоотречением. И когда он дошел, наконец, до палатки Отто, то улыбался во все лицо, быстро и глубоко дышал и слышал, как все внутри у него распевало от удовольствия.
Он остановился, чтобы набить и закурить трубку раньше, чем увидит мадам Отто, и нарочно окружил себя целыми тучами дыма, когда стал рассказывать ей, как почти силой затащил к себе Иоанну и взял с нее слово есть с ним куропаток. Он узнал, что раньше завтрашнего дня поезд к Желтой Голове все равно не отойдет, и, прихватив от мадам Отто целую ковригу только что испеченного хлеба и банку домашнего мармелада, отправился обратно к себе домой и всю дорогу посвистывал так, точно ничего и не произошло.
Альдос был так погружен в свои мысли, что не заметил, как подошел к своей двери и очнулся от голоса Иоанны. Не слыша его, она что-то напевала.
Когда Альдос показался в дверях, она остановилась. Ему показалось, что когда она посмотрела на него, то ее взгляд был глубже и глаза голубее. Она улыбалась. Найдя какой-то обрывок материи, она надела его на себя вместо передника и чистила картошку.
— Вероятно, вас задержало что-нибудь очень важное, — обратилась она к нему. — В ваше отсутствие у вас был гость. Я мыла картошку, когда вдруг подняла голову и увидела в дверях человека с громадными рыжими усами. При виде меня у него от удивления чуть не вылезли на лоб глаза, и он бросился бежать как заяц, и… и… вот что-то обронил по дороге.
Она весело смеялась и указала ему на порог. Он увидел около него громадный комок жевательного табака.