Саманта замерла, услышав вопрос, полный мягкой заботы, и, почувствовав укор совести, обернулась на голос. Но ведь она ни в чем не виновата, упрекнула себя Саманта. Во всяком случае, перед этими людьми. Увидев стоящего в дверях Мэтью, она почувствовала безысходность.
Тем не менее ее не оставила равнодушной его мужественная чувственность, подчеркнутая узкими полотняными брюками, тесно облегающими бедра, и сильные длинные ноги. Мельком взглянув на него, Саманта тут же отвела глаза, заставив себя смотреть куда-то мимо него.
— Нет, — с запозданием ответила она на его вопрос. — Мне не надо было сюда приезжать.
— Почему? — подался вперед Мэтью. Окинув взглядом увешанные картинами стены, дорогой толстый ковер на полу, он спросил:
— Тебе здесь не нравится?
Саманта покачала головой.
— Нет, — покривила она душой, — не нравится.
— Но почему? — Мэтью, запустив пальцы в волосы, отбросил непослушные пряди назад. При этом рубашка с ручной вышивкой, стоившая, как подозревала Саманта, целое состояние, обтянула его торс. — Разве тебе здесь неудобно?
— Удобно? — сдавленно отозвалась Саманта. — Это смотря что считать удобством.
Черные глаза Мэтью внимательно следили за ней.
— Не понимаю, — нахмурился он. — Кто-то сказал тебе что-нибудь неприятное?
— Нет. — Саманта крепко обхватила себя руками. — Нет, — повторила она, подходя к открытой двери, ведущей во внутренний дворик. — Я ни с кем и не разговаривала. Я ведь не говорю по-гречески.
Она почувствовала, как Мэтью прошел через комнату и встал у нее за спиной, но не двинулась с места, хотя ей хотелось держаться от него подальше. Они должны объясниться начистоту, твердо решила она. Пусть даже при этом они поссорятся, хотя поссориться с ним в этом доме было бы очень некстати.
— Тогда в чем дело? — спросил он у самого ее уха с характерной притягательной хрипотцой в голосе. И, слегка коснувшись пальцами ее пылающей щеки, продолжил:
— Разве так важно, что ты не говоришь по-гречески?
— Ах, перестаньте! — не выдержала Саманта, отталкивая его руку, — разумеется, дело совсем не в этом, что вам отлично известно. Господи, да за кого вы меня принимаете? Вам не приходит в голову, что я — живой человек, способный чувствовать? Ну, ясно, не приходит. Ведь я всего лишь официантка!
— Эй! — Мэтью властно положил ей на плечо свою теплую руку, и от этого прикосновения словно ток пробежал по всему ее телу. — Не сердись за то, что я не сказал тебе всю правду…
— Всю правду? — не дав ему закончить, она резко вырвалась, повернулась к нему лицом и закричала, глядя на него горящими глазами. — Всю правду? Да я сомневаюсь, чтобы в том, что вы говорили, была хоть капля правды!