Она отодвинулась к стене и прикрыла одеялом грудь. Он никак не прокомментировал свой поступок, лишь оперся на локоть и стал внимательно смотреть на нее. Сердце Кесси тревожно заколотилось. Она ни на йоту не доверяла ему, потому что логика его поступков была ей недоступна. Что он думал и почему поступал так, а не иначе — оставалось для нее тайной за семью печатями. И он пугал ее, лежа вот так на боку, не произнося ни слова и не сводя с нее глаз. А ведь на ней ни лоскутка одежды, и лишь одеяло как-то скрывало ее обнаженное тело.
— Наш брак, — вдруг заявил он хриплым голосом, — и не был скреплен, как полагается. И любой из нас сможет аннулировать его, стоит только захотеть. И это положение надо исправить до того, как мы прибудем в Лондон.
Кесси побелела. Мысли ее забурлили так же, как волны во время недавнего шторма. Неужели он предлагал ей… Она разжала губы:
— Но… вы же обещали… Вы сказали, что нам незачем… Вы обещали, что оставите меня в покое!
— И кажется, погорячился. — Тон его был жестким и непререкаемым. — Я не позволю, чтобы кто-то мог поставить наш брак под сомнение.
Сердце Кесси от страха ухнуло куда-то в пропасть. Он потянулся к ней рукой. Она в оцепенении смотрела, как его наглый палец очертил контуры ее груди поверх одеяла.
— Я очень нежный любовник, янки, — мягко проговорил он, словно решив успокоить ее.
— Возможно. Но моим любовником вам не быть! — Она беспомощно, по-детски замахнулась.
Он перехватил ее руку. И сразу стало ясно, что их спор не что иное, как попытка доказать, чья воля сильнее.
— Мой поцелуй был тебе приятен, янки. Сознайся!.. Ведь не будешь же ты отрицать очевидное?
Ее грудь взволнованно заходила ходуном, хотя она и пыталась не допустить прикосновений к его мускулистой груди.
— Он не только не был приятен, он еще был и навязчив.
Это было, конечно, ложью. Его поцелуй в таверне вызвал в ней ощущение странной сладости, но она прекрасно понимала, что любая попытка продолжить в том же духе окажется жуткой и унизительной.
В глазах Габриэля сверкнула злость, однако голос его остался спокойным и равнодушным:
— Извини, янки, но ни за что не поверю, что я такое чудовище, каким ты меня пытаешься изобразить. Господи, да в Лондоне многие женщины отдали бы состояние за то, чтобы заменить тебя в моей постели!
Ну и самомнение же у этого негодяя!
— Я с радостью уступлю им это место! — с жаром воскликнула она.
Его лицо превратилось в мрачную и грозную маску.
— К сожалению, это невозможно. И совершенно непонятно, почему ты так упорствуешь. Подумаешь, переспишь еще с одним мужчиной!