— Пошли, янки! Нас уже ждут внизу. Кесси выпустила занавеску. Она с тоской посмотрела на изумительное платье на кровати.
— Пожалуйста, — ее голос сник до полушепота. — Разве нельзя задержаться хоть на минуту, чтобы переодеться… Габриэль запретил себе замечать мольбу в ее глазах.
— Но у нас нет этой минуты! — резко ответил он. — Мой отец вернулся, а он не любит ждать.
Она совсем сникла, уничтоженная его решимостью. Ее пальцы нервно затеребили юбки старенького платья:
— Но… это ведь то, что я носила у Черного Джека.
— Ну и что? — равнодушно бросил он. — На сегодня сойдет и так.
Она опустила ресницы, но не раньше, чем ее глаза подозрительно ярко заблестели. Габриэль шепотом выругался, проклиная и себя, и ее. Это, конечно, жестоко с его стороны, просто бессердечно, но он не позволит девчоночьим слезам сбить его с толку, смягчить. Иначе он упустит минуту триумфа.
Кесси не проронила ни звука. Габриэль тоже никак не прокомментировал происходящее, он просто взял ее за локоть и подтолкнул вперед, почувствовав молчаливое сопротивление. Он никогда не уступает, и ей следует сразу же понять это. Пусть усвоит раз и навсегда, что не стоит проявлять характер в ситуации, когда он владеет ею. Пусть не тратит понапрасну сил — ничего доброго из подобных фокусов не выйдет.
Они вместе спустились по лестнице. Кесси с каждым шагом все больше напрягалась, предчувствуя жуткий скандал. У нее даже мышцы сводило от страха.
Двойные двери в гостиную были распахнуты настежь, и Кесси успела мельком заметить золотистый узор бумажных обоев и алые с золотым рисунком шторы. У камина стояли двое мужчин, одетые в костюмы для верховой езды. У одного была тяжелая челюсть и обширная лысина. Другой стоял так гордо и прямо, словно ему было всего двадцать, хотя серебряные нити в волосах выдавали его солидный возраст. Услышав шаги, он повернулся, так что Кесси могла рассмотреть орлиные черты и обдающие холодом глаза старого джентльмена. Она поняла: это отец Габриэля…
Оба господина сразу же замолчали, едва Габриэль и Кесси вошли в комнату. Габриэль остановился у дверей.
— Ваша светлость… — Он медленно кивнул головой, на миг склонив ее в приветствии.
— Наконец-то! Тебе давно пора было объявиться. Я уже начал волноваться, что ты решил навсегда остаться у проклятых янки! — Сверкнули сталью серые глаза.
На губах Габриэля появилась улыбка, которую Кесси уже успела узнать и считала ее исключительно опасной.
— Что ты, папа! Откуда такие мысли? Мне подобное и в голову никогда не приходило!
Лицо Эдмунда Синклера выражало крайнее неодобрение.