— Шлюха из пивной! Боже милостивый! В скольких же постелях она успела побывать до того, как попала в твою?
Габриэль — она словно видела это — равнодушно пожал плечами:
— Не знаю и знать не хочу. — Он немного помолчал, разглядывая отца. — Да будет тебе известно, отец, я только сейчас понял, что на самом деле любопытен до чертиков. И просто должен узнать, что тебя раздражает больше всего: то, что она американка, или то, что она не соответствует твоим требованиям к происхождению невесты?
— Происхождению? — Герцог захлебнулся негодованием. — Да у этой подзаборной шлюшки нет никакого происхождения!
— Верно, ее родовая линия не так безупречна, как твоя. Ее мать была шлюхой, а отец… Короче, им мог быть любой из нас.
Габриэль прошел к камину, руки, как всегда, сложены за спиной. Он уже не столь пристально наблюдал за лицом герцога, но испытывал все такое же наслаждение, видя гневное отчаяние отца.
— Должен сразу предупредить тебя, отец: можешь не тратить силы на угрозы, что лишишь меня наследства. Я все еще твой сын, сколько бы ты ни проклинал этот факт. И я знаю, что ты никогда не отдашь свой драгоценный Фарли-Холл в руки чужака. О да, в конце концов в тебе, несмотря на гнев и сомнения, пересилит чувство долга. — Он полуобернулся к отцу и одарил того саркастической улыбкой: — Ведь именно из чувства долга ты и женился когда-то на маме: чтобы у Стюарта была мать?
— Какая разница, лишу я тебя наследства или нет? — горько заметил Эдмунд. — Я уже умру тогда и ничего этого не увижу!
Улыбка, похожая на гримасу, искривила губы Габриэля:
— Очень даже большая разница. Я ведь слишком хорошо знаю тебя, отец, не хуже, чем самого себя. Эдмунд побелел от ярости:
— Чего ты хочешь, Габриэль? Что нужно для того, чтобы ты избавился от нее?
Находясь за дверью, Кесси схватилась за сердце, которое вдруг перестало биться. Грудь просто разрывало от боли. А ведь он предупреждал ее, что любви в этом браке не будет, устало припомнила она. В их сделке любовь не играла никакой роли. И все же она и не предполагала, что их брак был заключен лишь из чувства мести… А сейчас ей стало до боли ясно: месть была единственным мотивом Габриэля…
Габриэль, несомненно, ненавидел своего отца. Иначе зачем бы он все это затеял?!
От его смеха волосы вставали дыбом.
— Я не Уоррентон, папа, а посему деньги меня не соблазнят. Видишь ли, мне от тебя ничего не надо. Совсем ничего! И не надейся, что тебе удастся уговорить мою жену покинуть этот дом, исчезнуть, растаять без следа.
Голос герцога зазвенел от ярости:
— Смена платья не превратит ее в леди. Только подумай, какой скандал разразится по твоей милости!